Len Kein - Вдали от дома

– Завтра мы летим в Швейцарию. Мне нужно развеяться.

– А, правда? Но у меня нет документов.

– За это не волнуйся. Со мной тебе открыт весь мир, и он такой же твой, как и мой, – я выдыхаю шлейф шоколадного дыма ему в лицо, а он, не моргая, продолжает изумленно на меня смотреть.

– Я никогда нигде не был, это… так невероятно.

– Теперь у тебя не будет границ. Главное, не теряй голову.

Всю следующую неделю мы провели в Швейцарии, страна поистине с самыми зелеными лугами в мире и самым нежным сыром во всей вселенной. Он так жадно оглядывал все вокруг, будто скоро это заберут. Я сказал, что мы сюда еще вернемся, и не раз. Куда бы я ни ездил, но всегда возвращаюсь именно сюда. Здесь я мог то, чего не мог нигде – полностью остаться с собой наедине. Смерть Томаса еще не до конца осела в моем сознании, поэтому я не знал, что мне делать и как вообще теперь адаптироваться к тому, что его больше нет, и не будет. Из-за этого я ощущал какое-то смятение, абсолютно мне несвойственное, глубокую пустоту, которую не мог ничем заполнить и постоянно нарастающую тревогу, будто у меня украли что-то, что я уже не мог вернуть обратно. Что-то ценное, но теперь не принадлежащее мне.

– Налей мне еще.

– Как скажете, сэр, – он опускает глаза и послушно наливает мне рюмку Бакарди.

– Дай мне сегодня напиться, – я проглатываю ее залпом, а он наливает следующую, – знаешь, что хренового в том, чтоб иметь всё?

– Не представляю, сэр.

– Дай человеку лучший дом, лучшую одежду, лучшую еду, лучшие развлечения, возможности и отсутствие каких-либо запретов и он потеряет все свои цели. Он столкнется с таким глубоким отчаянием, что не захочет больше жить. Однажды всё теряет свой вкус, и чем раньше ты попробуешь – тем быстрее его потеряешь, – я опрокидываю рюмку, а он наполняет новую, – в прошлом году я ездил в кругосветку. Я облетел весь чертов мир, я видел северное сияние в Хельсинки, пирамиды в Египте, цветение сакуры и автоматы с трусами в Японии, до чего они странные. Я видел даже проклятых пингвинов в Арктике, черт знает, как меня туда занесло. Я видел карнавал в Сан-Пауло, я даже трахнул бразильянку, я чудом не подцепил сифилис, хотя, знаешь, это было чертовски опасно. Я видел дикую саванну в Африке и голодных тощих детей, я кормил их батончиками Твинкис, они поначалу даже не поняли, что с ними делать. Я был в пустыне Блэк Рок, я едва там не сдох с голоду, потому что то, что там готовили, жрать было просто невозможно, не мудрено, что внутри там все бесплатно. Я был на Марди-Гра в Новом Орлеане и меня там чуть не трахнул какой-то фермер, черт, это было реально страшно. Я видел Стоунхендж и не понял, что в нем особенного. Видел похоронный обряд в какой-то дикой деревне под Норвегией, где еще остались традиции прощания с викингами, и, черт возьми, я хочу умереть именно так, по-моему, это чертовски круто. Я жрал шелкопрядов в Китае, и это был единственный раз, когда я брал в рот нечто подобное. Я столько видел, что, кажется, будто все идет к своему финалу что ли, будто цели уже нет. Безграничное богатство забирает у тебя твой главный жизненный мотиватор и у тебя вроде есть все, но в то же время ничего. Давай, налей мне еще, черт тебя дери.

Он подливает, выкидывает пустую бутылку в ведро и открывает новую, а я смотрю на него с какой-то завистью.

– Взять тебя, например. Есть у тебя какая-то цель? Мечта?

– Да, сэр. Я хотел бы полетать на воздушном шаре.

– Хах, и это всё? – я удивляюсь, размахиваю руками, проглатываю еще порцию Бакарди, и ищу свои ключи от машины, – давай, собирайся. Быстрее.

– Куда мы?

– Полетим на чертовом воздушном шаре, ну же.

– Вы серьезно, сэр? Сейчас два часа ночи, где мы возьмем воздушный шар?

– Ты думаешь, меня это остановит?

Когда он взмыл в воздух, Илай вцепился в меня так, что я своей спиной чувствовал его напряженные пальцы. Как оказалось, он чертовски боялся высоты, настолько сильно, что у него начинались панические атаки, он весь дрожал, потел, цепенел и просто был в ужасе.

– Если ты так боишься высоты, зачем ты полетел на гребаном шаре?! Зачем ты вообще об этом мечтал?! – я кричу ему в ухо.

– Потому что иногда люди боятся того, чего хотят! – он кричит мне в ответ и цепляется за меня еще сильнее. Из-за опьянения меня шатает в стороны, и в какой-то момент он начинает кричать как резанный. Я хватаю его голову и прижимаю к себе еще сильнее.

Я летал на шаре, однажды, меня это уже так не впечатляло, потому что я это уже видел, как и многое другое. Холодный воздух врезался в лицо, развевая мои волосы, вокруг тишина, пустота и невесомость. Я чувствую тепло и дрожь его тела. Я чувствую то, насколько он живой. Его кожа горела от энергии. Я будто держал в своих руках жизнь. Я пытаюсь тоже хоть что-нибудь почувствовать. Поймать хоть какое-то едва уловимое ощущение, но у меня ничего не выходит. Но за место этого приходит озарение. Именно в этот момент нашего с ним полета я начинаю понимать одну важную вещь – единственное, что может заставить меня хоть что-то чувствовать – это чья-то смерть.