Татьяна Полозова - Город постоянной темноты

Первая ночь, всегда самая жуткая. Кажется, что внутри камеры есть еще кто-то. Крысы вечно сновали по тебе, царапая своими когтями босые ноги. Помещение было сырым и большинство тех, кто переживал хотя бы ночь в камере, отправлялись потом в лазарет.

Я натянул комбинезон и лег на деревянную скамейку. Никто не понимал, почему самой чистой одеждой в лагере были комбинезоны изоляторов, если внутри карцеров все равно было грязнее, чем в яме дезинсекции. Но комбинезоны всегда сжигали, а новичкам выдавали неношеные.

В камере не было окон, но я знал, что наступило утро. Когда ты живешь в темном углу, в темном городе, в темном мире, ты должен узнавать время суток просто по запаху. Вы, наверное, никогда не замечали, что утро, день, вечер и ночь пахнут по-своему. Для вас, возможно, это запах кофе, бумаги, бифштекса и секса. Но для тех, кто прожил свою жизнь в интернате, все они пахнут дерьмом, просто с разными добавками. Дерьмо с криками «Подъем!» в казарме; дерьмо с криками «Недоразвитый имбицил» на уроке; дерьмо с криками «Отбой!»; дерьмо с запахом мечты выбраться отсюда.

Я опустил ноги и наступил на крысу. Та взвизгнула и метнулась в угол. Я поежился. Стена, выходящая на улицу, была мокрой и холодной, стоило мне только протянуть к ней руку. Я стер воду с бетона и протер влажной ладонью лицо, потом стер еще воды и облизнул руку. Тухлый солоноватый вкус и прелый запах вызывали рвоту. Пить захотелось еще сильнее.

Еду и питье в карцере давали, только если тебя помещали туда больше, чем на три дня. В общем, вся политика лагеря строилась на физическом и психическом унижении воспитанников, нас могли доводить до истощения, до грани безумия, но никогда не позволяли себе перейти эту грань. Никто не хотел проверок и толпы бюрократов под окнами, которые стали бы выяснять, почему умер ребенок.

Я оперся руками на скамейку и встал. Стены давили на меня, и самым большим желанием было толкнуть их. Вы чувствовали себя кроликом в коробке без дыр? Я стал задыхаться. Голова закружилась, стены вокруг поплыли, и я упал на пол. Перед глазами замелькали фонари. Мне показалось, что мои приятели по бараку пришли ко мне, они взяли меня за руки и за ноги и вытащили на улицу. Уже была зима, и они окунули меня в сугроб. Снег был хрустящим и рассыпчатым как сахар. Я чувствовал приятное покалывание на теле. Потом стало темно.

Второго дня я не помню. Я очнулся от скрежета железной двери.

— Джон! Поднимайся. — Я по-прежнему лежал на холодном полу, прижавшись к нему щекой, будто это была самая мягкая подушка. Тяжелая рука схватила меня за предплечье.

Я еле волочил ноги. Меня вывели из камеры и поставили у стены, но я тут же начал сползать вниз, поэтому второй надзиратель в коридоре, быстро подхватил меня и прижал спиной к стенке.

— Стой, черт бы тебя побрал, хренов недоросток. — Рявкнул он мне прямо в ухо.

Я постарался удержать равновесие, но голова тяжелела и раскалывалась, мне казалось, что у меня на макушке трещина. Внутри все горело, во рту было сухо, меня затошнило и я отвернулся.

— Какого дьявола ты творишь ублюдок! — Крикнул на меня первый надзиратель, когда я запачкал пол. — Ты будешь это убирать, малолетняя тварь?

Меня снова замутило, и я запрокинул голову назад.

— Только попробуй тут проблеваться еще раз и заставлю тебя жрать свою блевотину! — Заорал надзиратель.

Я вдохнул через нос.

С меня сняли комбинезон и бросили мою одежду. Я с трудом натянул сапоги, которые как мне показалось, стали слишком узкими. Я посмотрел на надзирателей, они усмехались.

Я с трудом встал и поплелся к выходу. Из изолятора путь всегда был одиноким. Дорога была очень долгой, я почти заблудился, свернув к бараку перваков, которые смотрели на меня как на ветерана, вернувшегося с войны единственным выжившим. Никто из тех, кто был на улице, еще не бывал в изоляторе, поэтому для них был кем-то похожим на экспонат музея.

Я развернулся и вышел на свою улицу. Мои товарищи по бараку были на улице. Первым ко мне подбежал Марти, тот самый, который переводился в другую группу.

— Эй, парни, быстро, помогите мне! — Он подхватил меня за подмышки и облокотил на себя. Еще несколько ребят подбежали к нам и помогли Марти дотащить меня до барака.

Они бросили меня на кровать и укрыли одеялом. Малыш Питти поднес мне стакан воды.

— Как ты? — Спросил меня Карл, мой сосед по кровати.

Я жадно выглотал воду и вернул стакан.

— Нормально. Мутит. Наверно, ударился головой. — Я приложил руку ко лбу. Ледяной.