Нельсон Демилль - В никуда

– Ты моложе.

– В тебе много энергии – есть что отдать. Нужно написать второй акт...

– Спасибо за совет. Я исследую свои возможности.

Я почувствовал, как заметно повеяло холодом: и в комнате, и в трубке.

– Ты рассердился? – спросила Синтия.

– Ничуть. Будь ты здесь, то видела бы, как я улыбаюсь. – Я улыбнулся.

– Если бы я тебя не любила, то не говорила бы ничего подобного.

– По-прежнему улыбаюсь.

– Увидимся через несколько недель, – пообещала она. – Береги себя.

– И ты тоже. – Возникла короткая пауза. И затем: – Спокойной ночи.

– Пока.

Мы повесили трубки. Я подошел к бару и смешал себе выпивку: виски, немного содовой и лед.

Засел в своей конуре, положил ноги на стол и стал смотреть, как падает снег за окном. Виски вкусно пахло.

Так и сидел: на столе роман Даниэлы Стил, в ушах все еще неприятный телефонный разговор, а на экране компьютера – зловещее послание от Карла.

Иногда кажущиеся на первый взгляд несвязанными события являются составляющими огромного плана. Не вашего – это уж точно, – а кого-то другого. Я должен был поверить, что Синтия и Карл не разговаривали обо мне, но моя матушка, миссис Бреннер, вырастила не полного идиота.

Другой на моем месте выходил бы из себя из-за того, что люди недооценивают его умственные способности, но если разобраться, я специально источал некий бесшабашный идиотизм, заставляя окружающих принижать мои недюжинные возможности. И таким образом многих отправил в тюрьму.

Я снова взглянул на экран: "16.00, завтра, Стена", – и никакого "пожалуйста". Полковник Карл Густав мог бы и поубавить высокомерия. Как явствует из его имени, он – немец по рождению. А я, Пол Ксавье Бреннер, – типичный ирландский парень из южного Бостона, очаровательно безответственный и премило нагловатый. Герр Хеллман – моя полная противоположность. Но на каком-то непонятном уровне мы прекрасно ладили. Он был хорошим начальником, строгим, но справедливым, и поступал вполне мотивированно. Другое дело, что я не доверял его мотивам.

И все же я отстучал ему ответ: "Увидимся там и тогда", – и подписался: "Пол Бреннер, РПК", – что, как мы оба понимали, значило отнюдь не "рядовой первого класса", а "разжалованный полный кретин".

Было три часа дня, когда я вошел на Национальную эспланаду – парк в Вашингтоне, округ Колумбия, представляющий собой квадрат травы и деревьев протяженностью две мили от Капитолия на востоке до Мемориала Линкольна на западе.

Эспланада – приятное место, чтобы пробежаться трусцой, кругом очаровательные виды. В самом деле, не ехать же сюда лишь для того, чтобы встретиться с Карлом Хеллманом. Вот я и надел спортивный костюм и кроссовки, а на уши натянул вязаную шапочку.

Пробежку я начал от отражающего Капитолий Зеркального пруда, чтобы оказаться у Стены в назначенные Карлом четыре часа.

Было прохладно, хотя солнце все еще стояло над горизонтом. В воздухе – ни ветерка. Листья с деревьев уже облетели, а траву с вечера припорошил снег.

Я набрал хороший темп и повернул к южной части Эспланады: мимо Национального музея авиации и космонавтики и всех остальных к Смитсоновскому институту [3].

Да, Эспланада – официально парк, но тут столько всяких музеев, монументов, мемориалов и памятников, что, если эта мраморная мания будет продолжаться и дальше, настанет момент, когда парк станет больше смахивать на римский Форум, где храм на храме. Не подумайте, что я против: великие события и люди нуждаются в увековечении. И у меня есть свой мемориал: Стена. И очень хороший, поскольку на ней нет моей фамилии.

Солнце садилось, тени удлинялись; было очень покойно и тихо – только под ногами похрустывал снег.

Я бросил взгляд на циферблат: до условленного часа оставалось десять минут. Герр Хеллман, как и многие другие из его этнической группы, просто помешан на пунктуальности. Не подумайте, что я любитель обобщений по поводу национальностей, рас и религий, но одно точно: у немцев и ирландцев совершенно разное понятие о времени.

Я поднажал и побежал на север вокруг Зеркального пруда. Тело начинало ломить, от холодного воздуха заболели легкие.

Я пересек сад Конституции, впереди показались фигуры медсестер Вьетнамской войны [4]: три девушки в камуфляже склонились над раненым солдатом, которого я пока не видел.

А дальше, в ста ярдах, находилась скульптурная группа – три застывших у флагштока бойца в камуфляже [5]. За бронзовыми фигурами чернела на фоне снега гранитная Стена.