ШаМаШ БраМиН - Выход вниз

– Так и я во двор, – противно улыбнулся подросток. – Бензин только перельем в банки из- под ПВА. Поможешь?

Сережа упрямо молчал. Он твердо решил, больше никаких дел с этим гадом. Настал момент проявить характер.

– Нет, – наконец выпалил он.

– Нет? – удивленно переспросил Антон. – Ладно. Я тогда пойду к сторожу и скажу, кто бензин стырил.

– Какой «скажу»? – Сережа перепугался, но еще не понял этого. – Мы же договаривались.

– Договаривались? – переспросил подросток и засмеялся.

От этого глухого хихиканья его острый крысиный нос покрылся маленькими морщинками. Сергею снова, нестерпимо сильно, захотелось разбить этот нос в кровь.

– Мы ни о чем не договаривались, – продолжил Антон. – Если хочешь, иди. Давай. До встречи. Из колонии тебя выпустят, наверно, лет через пять.

– Я … я не вор! – возмущение, обида, страх, безысходность все смешалось в этих словах.

Первая мысль в детской голове была о родителях. Какой позор! Мать этого не вынесет. А отец, отец просто убьет его.

– А откуда они знают. Да и разбираться не будут. Ну все, я пошел.

Антон уверенно шагнул по тропе.

– Куда? – в панике спросил Сергей.

– К сторожу. Куда еще? Верну банку с бензином, скажу, что у тебя отобрал. Верну государству. Может грамоту дадут.

– Стой, – сломался мальчик. – Хорошо. Куда переливать?

– Другое дело, – обрадовался подросток. – Пошли.

На полпути к кочегарке к Сереже вернулась способность здраво рассуждать. Шок от обрисованных шантажистом перспектив прошел. Мальчик решил внести ясность.

– Короче, – уверенно начал он. – Помогаю тебе перелить бензин и все. Понял? Больше никаких дел.

– Ааа, хитрый какой, – начал Антон. Потом улыбнулся своей крысиной улыбочкой и сказал. – Ладно, я сегодня добрый. Только еще одно дело. И все.

Сергей остановился. Паника и страх, подбодренное смутным чувством беды заиграло с новой силой.

– Да не ссы, – успокоил его Антон. – Тебе понравится. Ты же летчиком хочешь стать? Истребителем. Для этого характер нужен. Считай, я тебя возможность даю. Характер потренировать.

– Учти, – заверил его Сергей, – я делать больше ничего не буду! Понял?

Улыбка не сходила с острого лица подростка.

– А тебе ничего делать и не надо. Я все сделаю сам. Я просто хочу, чтобы ты видел.

Подросток отвернулся и продолжил свой путь.

– Что видел? – спросил Сергей, но Антон проигнорировал вопрос.

Мальчику ничего не оставалось, как снова проследовать за старшим. До кочегарки они шли молча. Там, в полной тишине, перелили бензин в две пустые пластиковые банки с надписями «Клей ПВА». Остатки бензина залили в опорожненную кем-то стеклянную бутылку из-под лимонада. Горлышко последней оказалось слишком узким, и добрая часть топлива пролилась на пол угольного склада.

– Я давно присмотрел это место, – заговорил Антон. – Тихо здесь. Летом никого нет. А сторож, только ночью появляется. Да и то, вечно пьяный. А там, – он кивнул на соседний склад, – бомж один живет. Ты его видел у универсама. Лохматый такой, вонючий. В «петушке» Динамо.

Сергей хорошо помнил бродягу. Его называли Стеклышком. Может потому, что бездомный пребывал в постоянном поиске пустых бутылок. Может потому, что вечно был «трезв как стеклышко». Густая спутавшаяся борода с проседью, кучерявые грязные волосы, делали его похожим на косматого домового из мультика. Бомжа часто видели у гаражей. По выходным отец с соседями частенько жарили шашлыки у домиков для железных коней. А мужичек в затасканном пальтишке и в грязной сине-белой шапочке крутился неподалеку и терпеливо ждал, когда опустеет стеклянная тара. Иногда, когда в бродяжьем гороскопе правильно ложились звезды, мужики подзывали его:

– Эй, Стекляшка, иди добей, – протягивали бедолаге четверть, или и того меньше, бутылки портвейна.

Мужчинка послушно подбегал на полусогнутых коленях. Не переставая, кивал головой, прогибался в услужливом жесте и, как заведенный, повторял:

– Спасибо, спасибо, благодарствую. Спасибо, спасибо, благодарствую …

Двумя руками забирал подачку и пулей убегал за ближайший угол.

В будни, лишенец располагался на парапете у районного универсама. На широченном лестничном пролете. У ног пристраивал картонную коробочку. И молча наблюдал за прохожими. Никто никогда не слышал от него ни слова, и уж тем более Стекляшка никогда никому не приставал. Просто стоял и смотрел на более удачливых сограждан. В глазах блестела благодарность. Сожаление за причиняемое неудобство. Бродячая сука, только ощенятясь, с трудом волоча по земле худющие сиськи, выглядела по сравнению с ним, нахальной цыганкой. Даже участковый его не трогал. Проходил мимо и делал вид, что не замечает «непорядка». Да, Стекляшка, был как невидимка. Может поэтому его так и называли – прозрачный человек. Значит чистый. Как будто его и не было вовсе.