От остального города Эдем отделяла стена мешков и ящиков, склеенных между собой строительной пеной: и вход в эти края дозволялся не всякому. Двери кабаре представляли собой пару сложенных трехметровых крыльев; они были сделаны из множества стеклянных пластин из рубинового стекла и эффектно распахивались, когда к ним приближался человек, складываясь вновь уже за его спиной. Свет лампочек, спрятанных внутри крыльев, дробился на сотни мелких отблесков и завораживал уже на подходе; я подивился умению людей, восстановивших такое сложное освещение (неужто сам Захария потрудился?). Но если раньше они срабатывали автоматически, то сейчас, чтобы привратник привёл в движение механизм, мне пришлось долго звонить в колокольчик.
Вот крылья-двери распахнулись – медленно, лениво, словно какой-то вредитель плеснул клею в механизм; зато у меня было время подивиться их размаху и мысленно пожать руку придумавшему их инженеру. Дорогу в главный зал указывала цепочка мерцающих огоньков, которая тянулась по полу вдоль зеркальных стен. Крылья сложились за моей спиной куда быстрей – с холодным лязгом, от которого стало не по себе.
За второй дверью меня ждал привратник, которому я протянул приглашение Хайдриха, и тот впустил меня без единого слова. Я очутился в обширном зале, наполненом ароматом терпких благовоний и призрачным звоном самого настоящего рояля, который раньше мне приходилось слышать лишь в оцифрованных записях. То, что инструмент расстроен, было слышно за версту, но ощущение волшебства от этого почему-то не пропадало. Белокурая красавица в коротеньком блестящем платье томно изгибалась в такт чувственной мелодии, сидя верхом на серебряном полумесяце, который качался, словно маятник, в пятне электрического света.
В кабаре я увидел около двадцати человек; кто-то полулежал на низких диванах, покуривая кальян – с чем угодно, кроме табака, кто-то, сидя за барной стойкой, вспоминал золотоискателей, безвозвратно ушедших исследовать Серебряный Дворец – заброшенную систему шахт с дурной славой. Нельзя сказать, что вид посетителей был под стать заведению; те же грубые, обветренные, обожжённые солнцем лица, те же ножи, пристёгнутые к поясам и колючие взгляды, что и везде. Разве что кожа и волосы почище, одежды Золотого Века побольше, а на шеях и пальцах красуются, блестя в красноватом свете ламп, многочисленные цепи и кольца.
Мягкое прикосновение к плечу. Обернувшись, я увидел темнокожую девушку; весь ее наряд – это прозрачные туфли на высоченных платформах, лиф и юбочка, сплетённые из жемчужных нитей и надетые не столько ради приличия, сколько для того, чтобы сильней подразнить зрителя. Плечи, руки, бедра – гладкие, округлые, словно их столетиями обкатывали и обтачивали морские волны. Секунды две я не могу думать вообще, на третью меня посещает дурацкая мысль о том, что ей, должно быть, чертовски холодно: руки так и тянутся набросить плащ ей на плечи.
– Я вас провожу, господин Василевский, – говорит она низким тягучим голосом. Отточенный взмах ресниц. Рука змеёй проскальзывает под мою, а я пытаюсь вспомнить, как давно ко мне прижималась женщина.
Под мерный стук её жемчугов мы поднимаемся по винтовой лестнице на два этажа вверх и попадаем в комнату без окон, где горят красивые лампы из разноцветного стекла. Здесь, раскуривая высокий кальян, меня ожидает Хайдрих; несмотря на полумрак комнаты, он не снимает тёмных очков. Глава Семи Ветров не спеша поднимается с дивана, и мы жмём друг другу руки. Это лицо… Я мог бы поспорить на что угодно, что встречал его раньше. Но где? Я ведь раньше не бывал в Семи Ветрах, да к тому же, по словам Джека, Хайдрих покидает Пайн-Айлэнд чертовски редко. Впрочем, так ли хорошо информирован караванщик?
– Весьма польщён, господин Василевский, что вы решили к нам заглянуть, – сказал глава Семи Ветров. – Раз вы проделали путь от самого Нового Бергена, дело, должно быть, очень важное?
– Все так, господин Хайдрих, – ответил я, пользуясь возможностью, чтобы рассмотреть это лицо получше. – Я хочу открыть у вас лабораторию для производства медикаментов. Сырьё и формулы у меня есть, даже кое-какое нетронутое оборудование для моделирования ДНК, облучения семян. Нет лишь электричества, так как после Блэкаута ветряки лопастями вхолостую крутят. А у вас оно есть…
Девушка в жемчугах томно разлеглась на кушетке, где свет ламп до нее почти не доставал, и застыла, словно превратившись в изваяние: силуэт едва различался во мраке. А я-то думал: почему это ни в комнате, ни в коридоре нет охраны! Штука была в том, что кушетка стояла слева от меня и чуть позади: мне атаковать неудобно, а ей – в самый раз. Остается лишь гадать, что за оружие она прячет в своем жемчужном лифчике. Или не в лифчике?
Читать дальше