Никита Королёв - Дом презрения

Перед камерой показался один только овал лица Пети, выхватываемый из темноты серо-голубым светом монитора.

– Сегодня семнадцатое марта, суббота, стрелки часов чуть перевалили за три ночи. В квартире все уже спят, поэтому шепотом. Думаю, если эксперимент не удастся и все пойдет насмарку, хотя бы эта запись подарит незабываемые минуты любителям ASMR, – Петя тихонько усмехнулся. – Мне потребовалось некоторое время, чтобы написать сам «Пи-браузер», вшить в него формулу Чудновских и добавить конвертер из букв в цифры. Ну, если быть честным, не мне, а моему брату-программисту. И давайте проясним все начала, ну, или почти сначала: когда я говорю про свои действия в вопросах сложных математических и софтовых операций, речь идет о моем брате. И я бы мог назвать себя мозгом, а его – руками, если бы в реальности и то, и другое не принадлежало только ему. Скажем так: он – мозг и руки, а я – идея. Лишних вопросов он не задавал, а изложить свой замысел я не потрудился. Надеюсь удивить и его в том числе. Но не увидеть его в том числе – это было бы жутко, – Несколько секунд было слышно только тихое гудение компьютера, заменявшее, по-видимому, стрекот сверчков. – Если серьезно, мои суеверия не позволяют мне без страха говорить о еще не сделанной работе. «Пи-браузер» полностью готов к работе, хоть, на радость мировым IT-компаниям, еще не запатентован. Я супер-дупер сурьезен, как говорил Эл Гор из «Южного парка», и потому считаю крайне важным начать этот поиск, сопоставимый по значению для всего человечества разве что с запуском спутников «Челленджер», бороздящих открытый космос в поисках неземной жизни, именно в три часа четырнадцать минут. Что ж, довольно высокопарностей, в добрый путь!

– Я нашел ее. Очень далеко, на самой границе, – как-то отстраненно сипел Петя. В научном экстазе он даже забыл каноны крутых заумных фильмов, так что поясню: запись датируется тремя часами ночи субботы двадцать четвертого марта, так что света опять можно было не ждать. – Неделя поиска, и я нашел ее, «Палату №6», – его руки потянулись к камере, после чего комната завертелась и показался экран монитора. Весь он был заполонен мелкими, едва различимыми значками и поделен надвое. В левой его части был открыт «Блокнот» с высокой, уходящей далеко вниз, за границу экрана, стеной цифр, в которую, видимо, превратилась «Палата», правая же вся была плотно усеяна крошечными черными точками на белом фоне. Эта карта звездного неба в негативе стала увеличиваться, и среди черных точек показалась одна желтая. Она стала распускаться, словно подсолнух, раскрывая все шире маленькие семечки цифр, и в следующее мгновение она оказалась огромным, не умещающимся в монитор числовым полотном с желтым фоном. – Все сходится до последнего знака, – шепотом комментировал Петя. Камера сильно тряслась, по-видимому, тоже охваченная тихим восторгом, так что пришлось просто поверить ему на слово. – Я чувствую, это начало чего-то большего. Скоро все изменится. До связи.

– Всем привет, сейчас вечер понедельника двадцать шестого марта, – Выглядел Петя слишком бодро для понедельника, так что я даже сверился с датой в углу экрана – он не врал. – Я извиняюсь за тот пафос и ту таинственность, которой я окутал прошлую запись, но думаю, вы были удивлены не меньше моего. Итак, сегодня после урока геометрии я показал, так сказать, находку Настасье Петровне, попутно рассказав ей суть эксперимента. Она женщина… как бы сказать… не очень поворотливая, но я не думал, что это распространяется на ее профессию – числа. Честно, я пытался объяснить все как можно более доходчиво, да и объяснять тут нечего, – фыркнул внезапно возмутившийся Петя: – в числе Пи зашифрована «Палата»! Но по каким-то неведомым мне причинам Настасья Петровна лишь щурилась на отдельные числа, копалась в безжизненных частностях, не забывая продемонстрировать свое превосходство надо мной в вопросах науки и будто вовсе не замечая самой находки. Когда я сказал прямо в лоб, мол, «вот, разве вы не видите чеховскую «Палату» в Пи?», она назвала мое поведение ненаучным, причем таким тоном, каким обычно пресекает баловство или хамство на уроке. Не знаю, в чем тут дело, но, видимо, двойку за дз на сегодняшний день она не собирается исправлять. Затем я подошел к Пелагее Ивановне, нашей учительнице по литературе. Углубляться в формулы и конвертации я не стал, объясняя все так, как бы я объяснял самому себе. Глаза Пелагеи Ивановны временами округлялись, что я, не без удовольствия, счел за восторг, однако, когда я закончил с объяснениями, она с некоторой неловкостью поднялась из кресла и попятилась к выходу из класса, заслоняясь словами восхищения, мол, какой я большой молодец и вообще открытие совершил, только ей надо бежать на совещание. В следующий момент я остался один в классе, стоя перед учительским столом. И… – тянул Петя, явно ломаясь, говорить ли то, к чему уже вплотную подвел, – я воспользовался случаем. Я залез в ее компьютер и перекинул на флешку программу, в которой Пелагея Ивановна проверяет наши сочинения на плагиат. И если вы смотрите это, Пелагея Ивановна, не сердитесь, пожалуйста – все на благо науки! – по всем канонам подобных обращений, адресата оно могло только еще больше разъярить. – Зачем мне эта программа, я расскажу чуть позже. Полине я все показал уже после уроков. Пожалуй, только она одна меня сегодня выслушала. Пришлось долго показывать, что к чему, но не потому, что ее внимание было отвлечено самолюбованием или совещанием, а в силу того, что она не могла до конца поверить, что такое вообще возможно. Но вместе с осознанием в ее взгляде я увидел еще что-то… настороженность что ли. Не знаю, возможно, мне показалось. Сегодня она как-то особенно сильно настаивала на том, чтобы провести время вместе. Это странно, потому что по понедельникам после школы у нее вокал. В любом случае, мне пришлось отказаться – предстоит еще много работы, – с видимым даже через монитор усилием Петя собрался с мыслями: – Я намерен закрепить, а может, и улучшить результат, но не количественно, а качественно. Искать «Войну и мир» было бы предсказуемо. К тому же, как мы знаем, чтобы воссоздать ее, достаточно усадить миллион обезьян за миллион пишущих машинок, а для детективов Дарьи Донцовой так и вообще одной будет достаточно, – судя по тому, что при обыске Петиной комнаты следов творчества Дарьи Донцовой обнаружено не было, можно заключить, что мнение о ее бездарности Петя принимал на веру. – Также у меня нет желания искать таких титанов, как «Архипелаг ГУЛАГ» или «Властелин Колец», потому что первое можно найти, просто выйдя на улицу, а второе – включив новости об этой самой улице. Когда я говорю о качественном приросте, я подразумеваю поэзию. Конечно, найденную цифровую строку надо будет нарезать на четверостишия, но вы только представьте: ведь поэзия – это совершенно другая природа, звуки совершенно иных лир; там же царство тончайшей гармонии формы и смысла, ритмики и мелодики! Стихи – это же настоящие ноты! И это я вам как неудавшийся поэт говорю, – последовавшая за этими словами горькая улыбка говорит мне, неудавшемуся психологу, об угрызениях совести, какие он испытывал, опошляя публичностью свою еще свежую рану. – Когда мне пришла эта мысль, почему-то сразу возникла ясность, чтó искать. Ну конечно, это «Пророк» Пушкина, – одобрительно воскликнул Петя после небольшой паузы, словно он был ведущим телевикторины. И я не удивлюсь, если в Пи окажется описание становления поэта и его роли в миропорядке. Это было бы даже логично. Такой своего рода мануал для тестировщиков нового расширения Пи, которым предлагается промо-тур с последующим накаливанием людских процессоров. Что ж, попробую не подпалить свой. Тем более что сейчас придется задействовать все его вычислительные мощности – здесь нам не обойтись без раскрытия новых широт Пи, как невозможно их упустить, когда есть кнопка «Подробнее» рядом с новостью, – не дождавшись зрительской реакции на свою шутку, Петя закончил запись.