Ариэль С. Уинтер - Смерть длиною в двадцать лет

– Простите. Нам этого тоже не хочется, но мы должны были сообщить вам эту новость, чтобы посмотреть, как вы ее воспримете.

– А-а, как восприму… – сказал я, уже начиная злиться. Злился я прежде всего на самого себя за то, что так поспешно позволил себе расслабиться. И за то, что, оказывается, был напуган больше, чем даже сам полагал.

– Простите, – повторил Хили.

– Так как же это понимать? Выходит, Джо убили?

– Мы этого не говорили. Мы сказали, что вынуждены будем изучить это обстоятельство.

Значит, они просто решили перепроверить мои предыдущие показания. Меня они ни в чем не подозревали, просто я был последним, кто видел его живым, как обычно выражаются в кинофильмах. Но это не означало, что я убил его. Он же мой сын, как я мог убить его?

– Поверьте, нам очень жаль, что мы испортили вам еще одно утро, – сказал Хили.

– Мне тоже, – я уже не скрывал раздражения.

– Вы свяжетесь с нами, если еще что-нибудь вспомните?

Я усмехнулся.

– Ну, насчет этого можете даже не волноваться.

Этим язвительным замечанием я рассчитывал поддеть Хили, но добился только того, что Добрыговски уставился на меня более пристально.

– Ну тогда еще раз извините. – Хили убрал блокнот в карман. – Мы обязательно сообщим вам, если получим новую информацию.

– Где меня найти, вы знаете, – сказал я, желая тем самым подчеркнуть, что мне нечего скрывать.

Хили открыл дверь, я придержал ее, пропустив их, и закрыл ее за ними. Конни тотчас же выбежала ко мне из кухни.

– Мистера Джо убили?!

– Ну, так они говорят.

– Но они как-то нехорошо с вами говорили. Если б я знала, то сказала им, что вас дома нет. Тоже мне полиция – с самого утра докучают расспросами человеку, который только что потерял сына! Как им только не стыдно! – Ее возмущению не было предела, о чем свидетельствовали упертые в бока кулаки, нахмуренный лоб и вытянутые в трубочку губы. – Ваш завтрак, кстати, готов, так что давайте-ка идите, закиньте чего-нибудь в себя!

На кухне она достала из плиты блюдо и поставила его на столик.

– Вы ведь не возражаете, чтобы покушать здесь, на кухне? Мисс Элис всегда кушает здесь, со мной, а в столовой мы накрываем, только когда бывают гости.

– Ну, конечно, не возражаю, Конни. Все отлично.

Еще бы не отлично – яичница с жареными колбасками и румяными хлебцами, овсяная каша и английский кекс с джемом в маленьком горшочке. Самый что ни на есть подходящий завтрак для человека, которому с самого утра докучает полиция. Я накинулся на еду, а Конни продолжила заниматься своими делами, не приставая ко мне с разговорами. Они с тетей Элис, судя по всему, могли целыми днями обходиться без слов.

С наслаждением уминая завтрак, я очень быстро понял, что меня, оказывается, мучило не столько какое-то недомогание, сколько обычный голод.

Пока ел, я анализировал свой разговор с полицейскими. Конечно, я был сначала вялым, а потом и раздраженным, но все-таки не допустил серьезных ошибок в разговоре с ними. Правда, Добрыговски пару раз слишком уж подозрительно посмотрел на меня, когда я вместо «умер» сказал «убит», но похоже, они все-таки сказали правду, уверив меня, что это всего лишь стандартная проверка показаний в связи с тем, что они перевели дело из разряда «несчастных случаев» в разряд «убийств». И они, кстати, сказали, что не вполне уверены, что это было убийство, – просто намерены изучить это обстоятельство. Нет, у меня все было в порядке. Они ни в чем меня не подозревали. Да и с какой стати им меня подозревать? Я же отец Джо! Еще раз хорошенько все проанализировав, я так и не обнаружил никаких других ошибок со своей стороны. У меня все было в порядке.

Но мне, конечно, хотелось позвонить Ви или увидеться с ней – хотелось сообщить ей, что происходит. Но этого нельзя было делать ни в коем случае, да и она спустила бы на меня всех собак. Это привлекло бы нежелательное внимание к нашим отношениям. Насколько я понял, на тот момент им было неизвестно о Ви, и лучше было оставить это как есть. И все-таки мне очень хотелось бы услышать ее ободряющий голос.

Я закончил завтрак. Конни уже ушла из кухни – должно быть, отправилась проведать тетю Элис. Я понимал, что мне наверное следовало бы сделать то же самое, но, даже хорошенько подкрепившись, я пока не чувствовал в себе сил вынести еще одни длиннющие и скучнейшие посиделки в оранжерее. Позвонить Ви я не мог, и не мог пока позвонить Клотильде – у них на Западном побережье было еще слишком рано. Меня просто не соединили бы с ней в такой ранний час, даже по срочному вопросу. По срочному вопросу тем более. Потому что у них не принято волновать пациентов.