Жоэль Шарбонно - Испытание

За едой я рассказываю Томасу про велосипеды и про свое намерение отремонтировать второй, поставив его на найденные накануне колеса от тачки. Мы обсуждаем, как это лучше сделать, и решаем посвятить следующий день этой задаче, считая, что потом с лихвой наверстаем потраченное время.

Наутро мы едим холодное мясо опоссума и землянику и принимаемся за ходовую часть второго велосипеда: прилаживаем к нему два найденных мной среднего размера колеса. На это и на поиск недостающих деталей по всему городку уходит почти весь день, зато к вечеру я уже могу совершить пробную поездку по «площади» на втором велосипеде. Мы снова едим мясо и землянику, запивая еду водой из ручья, обнаруженного Томасом в миле отсюда, и мастерим из железок корзины позади велосипедных седел, способные выдержать вес наших рюкзаков, пока мы крутим педали. Когда становится совсем темно, мы садимся на землю и начинаем любоваться звездами. Томас обнимает меня за плечи, и я воображаю, что мы сидим на площади наших Пяти Озер и глядим в небеса; где-то неподалеку находятся наши родные… Я хочу поделиться своими мечтами с Томасом и поворачиваюсь к нему, но его губы уже находят мои. От нежного поцелуя мое сердце бьется часто-часто. В темноте я не могу разглядеть его лицо, но знаю, что он предоставляет мне возможность отстраниться. Только я этого не делаю. Наоборот, я прижимаюсь к нему и чувствую его улыбку, прежде чем наш поцелуй обретает глубину. Я закидываю руку ему на шею и наслаждаюсь сотрясающей меня дрожью. Наше положение незавидно, будущее неясно, но никогда еще мне не бывало так хорошо.

Издали доносится крик. Кричал человек, женщина. Нам уже не до объятий, надо действовать. Я слышу шорох – это Томас достает из чехла свой нож; сама я нащупываю револьвер. Сидя бок о бок в темноте, мы ждем, что крик повторится.

Этого не происходит. Но нам обоим уже не до сна.

Мы вскакиваем при первых проблесках зари, собираем рюкзаки, пристраиваем их на наших новых велосипедах и медленно выезжаем на юго-запад. Накануне вечером, крепко обнявшись и держа наготове оружие, мы уговаривали друг друга, что кричали далеко от нас, что нам не угрожает опасность, исторгнувшая из незнакомки этот крик.

Рана Томаса выглядит лучше, тем не менее я вижу, как неудобно ему на велосипеде. Резиновые шины частично амортизировали бы прыжки на камнях, корнях и всевозможном мусоре, а без них езда превращается в непрекращающееся испытание, особенно для Томаса. Чем дальше от Чикаго мы забираемся, тем больше встречаем деревьев, кустарника, уцелевших домов. Мы решаем ехать строго на юг, туда, где, если верить карте Томаса, когда-то пролегало широкое шоссе. Ехать даже по разбитой дороге нам было бы гораздо легче, чем по бездорожью, как сейчас. О другой причине такого решения мы молчим. Именно с той стороны прозвучал вчера крик, и мы хотим найти девушку, из-за которой всю ночь провели настороже. Если она ранена, то наша обязанность оказать ей помощь. Меня замучают угрызения совести, если я хотя бы не попытаюсь это сделать.

При виде стаи ворон, кружащих над чем-то внизу, у меня возникает нехорошее предчувствие. Мы молча сворачиваем в бурую траву и усиленно крутим педали, чтобы быстрее увидеть то, что привлекает птиц. Найдя искомое, мы понимаем, что помощь запоздала, и нового спутника у нас не будет. Тело простерто на земле, рот уже не может ни о чем просить. Кажется, я узнаю девушку, шедшую впереди Малахии к выходу из лекционного зала перед первым экзаменационным туром. Длинные светлые волосы в грязи и крови. Глаза, прежде, наверное, голубые, уже выклеваны птицами. Из живота торчит предмет, при виде которого горячка возбуждения сменяется ледяным страхом.

Это стрела арбалета.

Экзаменационный рюкзак убитой пуст. Либо она потеряла его содержимое, что сомнительно, либо все забрал арбалетчик, расправившись со своей жертвой. А это значит, что он охотится где-то неподалеку.

– Сматываемся отсюда! – Томас стискивает мне руку, нарушив оцепенение, в котором я разглядывала мертвую. – Дорога должна быть совсем рядом.

– Ты прав, уезжаем. Арбалетчик близко.

И все же я не могу шелохнуться, не могу бросить девушку, допустить, чтобы ее тело склевали птицы. Ей самой уже все равно, а мне – нет. У нее есть родные, друзья, где-то остались любящие ее люди, считающие, что она спокойно сдает экзамены в Тозу-Сити, демонстрируя свои познания в математике и всевозможных науках… Пусть этим людям не суждено узнать о ее судьбе, но их любовь к ней и ее любовь к ним требуют уважения. Меня учили этому мать и отец. На этом построена вся жизнь в Пяти Озерах.