То, что во мне проснулась детективная жилка и я все больше вживался в роль агента Скотланд-Ярда, меня радовало и забавляло, я точно открывал новые возможности, реализовывал скрытые способности, но в то же время отдавал себе отчет, что все исходит из-за вынужденного безделья и скуки. Я даже подумал в тот вечер, что выбрал не ту профессию, что обезвреживают маньяков отнюдь не психиатры. Крамольная мысль, а главное, своевременная.
Исследовав материал, я предположил, что пиво Харли выпил под пиццу, а остальное просто вылил в раковину, скверно имитируя запой. Зачем?
Ответ на данный вопрос мог дать номер телефона, вклинившийся между пиццей и химчисткой. Харли проговорил полчаса. И через час позвонил снова. И еще раз, уже ближе к рассвету.
В телефонном справочнике номер не значился, и интернет отказался давать комментарии. На всякий случай переписав его в блокнот, я собрался с духом и набрал необходимые цифры. Следовало разобраться с проблемой и покончить с окружавшими нас смертельными тайнами.
– Я слушаю, – сказал ровный мужской голос, показавшийся знакомым. – Что случилось?
Я молчал, судорожно вспоминая, где мог слышать этот странный тембр, – и не мог! Не получалось, память отказывала мне едва ли не впервые в жизни!
– Я слушаю! – терпеливо повторили на том конце провода. – Что еще случилось, Роб?
Я опять промолчал. Замолчал и мой собеседник; я слышал лишь неторопливое, размеренное дыхание, потом, как мне показалось, мужчина вздохнул:
– Доктор Джеймс Патерсон, я не ошибаюсь?
Я вздрогнул, но отпираться не стал:
– Не ошибаетесь. С кем имею честь?
– У вас усталый голос, – вежливо сказали в ответ. – Доброй ночи, доктор Патерсон, вам нужно отдохнуть.
И в трубке раздались короткие гудки.
Я тотчас набрал номер заново, но его успели заблокировать.
***
Я не сразу последовал совету незнакомца. Набрав номер Слайта, я нарвался на автоответчик и скоренько надиктовал полученные сведения, благо дело не горело, его можно было отложить до утра. Потом я отзвонил в Скотланд-Ярд на служебный номер Слайта и повторил информацию слово в слово. В заключение стер на трубке оба телефонных звонка и прошел к Мак-Фениксу.
Курт спал, зарывшись лицом в подушку, одна рука свисала с кровати. Перед глазами тотчас возник образ той же руки, безжизненно качавшейся при каждом повороте скорой помощи; я скривился и подхватил кисть Мак-Феникса, попутно прощупывая пульс и прислушиваясь к дыханию. Пульс был все еще неровный, но дыхание вселяло надежду на выздоровление. Не удержавшись, я крепко сжал безвольную ладонь и прижал к своей щеке, потом слегка, украдкой для себя самого, мазнул губами по длинным пальцам.
– Держись! – торжественным шепотом призвал я к борьбе то ли себя, то ли его. Так и не разобравшись в нюансах происходящего, стал готовиться ко сну.
Притащив в спальню Курта раскладное кресло, я соорудил себе шикарное ложе с тем расчетом, чтобы каждый, попытавшийся проникнуть через дверь, непременно натыкался на меня.
Устроившись в кресле так, чтобы видеть Мак-Феникса, я смотрел на Курта, на его спутанные волосы, на остро торчащие лопатки, едва прикрытые одеялом.
Мак-Феникс остался верен привычке и спал обнаженным, но сейчас тело его было слишком измождено и не вызывало привычного восхищения, скорее сострадание и жалость. Под правой лопаткой белел компресс, надежно примотанный бинтами, я подумал, что стоит его переменить, и тут мне пришла в голову одна простая идея. Чтобы проверить ее, я выбрался из-под пледа и поплелся к кровати Курта. Ослабив бинты и сдвинув компресс в сторону, я очень тщательно изучил открывшийся анализу материал. Каким образом смертельная доза лекарства была занесена в кровь? С помощью дротика? Или все-таки иначе? Кто вообще додумался до такой дикости, граничащей с инфантильностью?
Увы. Лично мной было сделано пять уколов новокаина, заморозившего действие яда, потом в клинике санитары Гаррисона ввели дополнительную дозу, что значительно осложнило осмотр. Основная кровоточащая рана вновь начала гноиться; ее следовало прочистить, и я взялся за дело. После обработки раны я приставил к ней, за отсутствием лупы, зеркало с тройным увеличением, но не нашел ничего подозрительного.
Мак-Феникс крепко спал, накачанный снотворным, и я мог безнаказанно исследовать его безвольное тело. Отчего-то при мысли о безнаказанности меня на миг придавило от сладкой мстительной истомы, но я тотчас взял себя в руки. Изучив левый локтевой сгиб, я, наконец, обнаружил то, что так упорно старался отыскать. След инъекции, довольно неаккуратный, если угодно, торопливый, оцарапавший руку возле локтя. Разумеется, этот след мог появиться позднее, во время экстренного лечения пациента, но лично я и хладнокровная Лиз кололи в правое предплечье, и вряд ли опытные санитары совершили столь непростительную оплошность. Я подумал: сначала некто выстрелил дротиком, а потом, когда рефлексы притупились, Мак-Фениксу ввели оставшуюся дозу, уже не столь экзотичным способом, ставящим под подозрение выпускников Оксфорда, – банальным шприцом. Для этого нужно было подобраться к Мак-Фениксу вплотную. Кто мог сделать укол? Сэр Саймон, пытавшийся скрутить Мака? Абсурд! Но кто? Том Коннерт? Курт действительно не помнит или молчит, потакая дурацкой идее разобраться с проблемой самостоятельно? А может, точно знает и покрывает преступника?
Читать дальше