Евгений Сухов - Трудный отпуск

На место преступления Коноплев обычно выезжал вместе с дежурной группой, тщательно осматривал его, фотографировал, собирал улики, если таковые имелись (и тоже их фотографировал), составлял протокол и выдавал по просьбе следователя предварительное заключение, которое было практически безошибочным и всегда подтверждалось впоследствии. А после лабораторных исследований Вениамин составлял исчерпывающий отчет, после прочтения которого, у следователя не оставалась ни одного невыясненного вопроса. Несмотря на молодость, Веня считался очень опытным экспертом-криминалистом и мог бы дать фору многим коллегам из других отделов и даже городского управления, срок службы которых в органах МВД был куда больше, нежели у него. Вениамин Коноплев был всегда деятелен, полностью погружался в свою работу, которую по-настоящему любил. От местного эксперта-криминалиста, сидевшего на корточках возле трупа женщины и уже захлопнувшего свой чемоданчик с разного рода инструментарием, никакой активности не просматривалось. Да и внешне он выглядел как-то странно, казался выжатым, как лимон, смертельно усталым: то ли ему вконец осточертела его профессиональная деятельность, то ли он торопился куда-то восвояси. И вообще эксперт-криминалист походил на человека, желавшего побыстрее убраться от неприятного домой, где можно перед телевизором выпить бутылочку пивка с рыбкой, а потом завалиться спать.

– Документы потерпевшей или что-то такое, что могло бы удостоверить ее личность, нашли? – задал вопрос подполковник Размолов.

– Нет… Ничего такого ни в ее карманах, ни где-то в ее одежде обнаружено не было, – ответил эксперт-криминалист.

Подполковник Размолов наклонился к лицу убитой и долго всматривался в ее лицо, искаженное мукой боли, как если бы хотел ее припомнить. Ничего из этого не вышло. Евгений Николаевич разочарованно распрямился.

– А кто ее нашел? – задал новый вопрос подполковник, оглядывая присутствующих.

– Я, – сдержанно отозвался мужчина в зеленой шляпе, похожей на детскую панамку. Примерно такую же носил и я (вернее, мне надевали ее мои родители) в жаркие летние денечки, находясь в возрасте трех-четырех лет. Видно мода такая была. Сейчас подобную шляпу я бы вряд ли напялил…

– Время уже вечернее… А что вы делали здесь в такой час, Фердинанд Альфредович? – спросил подполковник Размолов и перевел взгляд с человека в странной шляпе на меня. Начальник следственного отдела подполковник Размолов назвал свидетеля по имени-отчеству для меня, чтобы я понял, что это тот самый сын бизнесмена Моргулиса, – писатель, или мнящий себя таковым, который в тридцать шесть лет вместе со своей семьей сидит на отцовской шее и не собирается с нее слезать.

– Прогуливался… Дышал воздухом… Работал над книгой… Поздними вечерами хорошо думается, знаете ли, – ответил Моргулис-младший с некоторым вызовом, что мне весьма не понравилось. Но Евгений Николаевич, словно не замечая грубоватого тона, терпеливо продолжил:

– А что за книга, позвольте спросить?

– Не могу раньше времени говорить об этом, – как мне показалось, попытался уйти от прямого ответа Фердинанд Альфредович. После чего неспешно добавил: – К тому же у нас, писателей, не принято говорить о своих замыслах, рассказывать сюжет книга – весьма скверная примета. Лично у меня уже не раз подобное случалось: как только начинаешь кому-то рассказывать содержание еще не написанной книги, так сразу работа перестает ладиться. Как будто бы кто-то наколдовал! И сюжет не выписывается, и герои получаются какими-то картонными и неживыми. И подходящих красочных слов не получается отыскать. В конечном результате написание книги тормозится, потом застопоривается совсем и на ней уже можно поставить крест.

«На вашей книге вы сами уже давно поставили жирный крест», – примерно такие слова, как мне показалось, хотел произнести в ответ подполковник юстиции Размолов. Однако вместо этого я услышал совершенно иное:

– Ну, назовите хотя бы жанр вашего будущего произведения? – со сдержанной холодностью попросил Евгений. Было понятно, что мой однокашник крепко недолюбливает господина в шляпе, похожей на детскую панамку. Не однажды случалось, если Евгений Николаевич к кому-то испытывал антипатию, то аналогичную неприязнь к этому персонажу ощущал и я. Как правило, нелюбовь Размолова возникла не на пустом месте. – Это будет детектив? – не унимался начальник следственного отдела Управления.