Игнат Черкасов - Трудно быть человеком. Цикл «Инферно». Книга пятая

– Ты охренела! Что ещё за фокусы с поднож…

Но её зазывной взгляд сбил его с мысли, переориентировав его внимание совсем на другое:

– Да пошло оно!

И он ей ответил, впившись в её губы. Эта была ни разу не любовь, а приторная страсть, которая горячила кровь тем, что она была взаимной. Они были во многом похожи и это единодушие, которое он успел ощутить и её полную самоотдачу ему одному, прежде всего доверив ему свою жизнь, подкупили Инферно. И прежде ему люди доверяли свою жизнь, но обстоятельства всегда были похожи больше на вынужденные, но в этот раз, он ощутил нечто другое, новое и ему это понравилось. Раздев её и крепко сжимая в своих объятиях, он ощутил её прошлое, наполненное болью и чередой поражений, что действительно их роднило, а именно спину девушки, которая была усеяна шрамами, что его даже злило, невольно примеряя на себе роль её защитника. Да, она была его врагом, возможно, самым опасным из всех, но запретный плод сладок, особенно тот, который сам манит его вкусить.

Как и всегда, самое приятное, а с рассветом и красивое, имеет подлую привычку заканчиваться. Но Инферно, впервые за долгое время, которое своими яркими событиями многократно увеличило ощущения времяпрепровождения на службе федерала, скинув оковы, которые его сдерживали, ощутил свободу. Приятное послевкусие этого сладкого чувства он не хотел терять и пытался растянуть его как можно на подольше. Эта попытка заставила его пойти на небывалый шаг для любого из мужчин и послушать свою партнершу после интимной близости.

Киоко без труда разглядела сродное ей чувство и, как и подобает в западном обществе начала первая делиться своей историей:

– Первое воспоминание из детства, что я помню до сих пор, это как головорезы из Якудза, своими татуированными руками тащат моего избитого отца по полу, оставляя за ним кровавый след. Эти татуированные руки со всех сторон… будь моя воля, я бы срубила всех их. Когда-то я даже жила этой мечтой и чуть не пошла по этому пути полному безумия, и безвозвратно. Но мне было, за что ухватиться и не утонуть в крови… так же, как и моя мама, ухватилась за меня с сестрой, пытаясь нас защитить. Её я лучше помню, но всё равно меньше, чем хотелось. После того как забрали отца, она смягчилась, что у нас не принято. То ли от боли утраты, то ли от того что предчувствовала скорую смерть, в любом случае она мне подарила самые теплые три года в моей жизни. Это было то время, когда можно было быть собой и любить сердцем, которое после у меня вырвали прямо из груди. Я больше никогда не улыбалась искренне и как-то непосредственно, по-детски что ли, а самое страшное, не верю, что когда либо смогу… Когда сестре было семь, а мне шесть, эти уроды снова вернулись и забрали нашу маму. Сестра хотя бы кричать могла, а я застыла, как вкопанная едва снова увидела эти татуированные руки, которые теперь утаскивали мою маму. Снова кровавый след и снова одни, но на этот раз без никого на свете, без её любви и тепла… Но через пару дней, а вернее ночей, пришли они и забрали нас, сменив теплую любовь, на леденящий кровь ужас… Это сейчас я понимаю, что так было нужно, чтобы закалить, чтобы сделать сильнее, чтобы всё превозмочь… но тогда я хотела только одного, умереть. Мне стыдно до сих пор, но я даже готова была бросить свою сестру в этом жестоком мире, только что бы поскорее вернуться к маме. Чтобы обняла и согрела меня, как раньше… Но нет, они мне не позволили этого сделать, уничтожив для начала мою волю, а после и тело. Только через год или чуть более, сейчас уже не помню, впервые, когда шрамы затянулись, а кости срослись, из нас уже начали ковать воинов. Идея стать самураем, их философия жизни и смерти, мне пришлись по духу, а возможно это было то единственное, за что я смогла ухватиться в этом бесконечном мраке. Через пару лет, когда мы прониклись их принципами и их образу жизни, половину из моей группы перерезали в одну ночь. Не только самых слабых, но и тех, кто оказался не в том месте и не в то время, например, как я, которая так же должна была пасть от меча тех, кто, предав все принципы чести и пережив такую же резню ровно год назад, стали синоби. Но моя сестра, которая по следам на снегу, вычислила самурая, который вышел за пределы деревни, полюбоваться луной на фоне озера, не смогла взмахнуть катаной и оборвать мою жизнь. После очередных трех лет, но уже в разлуке, она узнала меня и, наверное, её сердце дрогнуло, потому что она не убила меня, хотя обязана была. Предав всё то, во что, как и я до той ночи верила, ровно год назад, до своего посвящения в синоби, она всё же не смогла предать наши узы – единственное, что ещё напоминало нам, что мы люди… А возможно, она просто боялась обидеть маму, убив меня. Ей всё же было тогда всего десять. Я понимаю, это дико звучит, но такова была наша реальность и ничего другого мы не знали. Она все же взмахнула катаной, но не убила, а лишь тупым ударом по плечу, свалив на землю, наказала за рассеянность. Упав на землю, я обернулась и всё что я успела заметить, это расплывчатый силуэт в ночи, но это точно была она, я чувствую это, да и никто другой меня не пощадил бы. Через год я в этом убедилась, когда сама стала синоби, предав всё, во что верила до этого. Мы вырезали всю деревню, отступив лишь перед горсткой, которая успела объединиться и дать отпор. Горстка детей, которые были младше нас на год… После той резни я лично убедилась в беспощадности своих братьев и тем более названных сестёр, когда они гордо отчитывались перед Сэнсэем о тех, что и как именно прирезали. С тех пор я видела сестру лишь раз, рядом уже с её личным наставником, которыми становились лучшие синоби, которые в отличие от нас, имели имена. Его звали Исикава, он был родным сыном Сэнсэя, и именно он повел целый отряд на исполнение важного приговора. Но через пару дней, мы узнали о, казалось бы, невозможном, их всех убили, как и мою сестру… Их всех убил ты, Инферно. Это имя я узнала через год, через самый долгий год в моей жизни. Боль Сэнсэя было не унять, столько надежд он возлагал на Исикава, а получил сплошной позор и унижение в лице остальных кланов. За всё это ответила я. Только под конец его жизни, когда я бросила ему вызов и убила первую мразь в своей жизни, я узнала и поняла, почему он весь год убивал меня и заставлял убивать, жестоко карая за любой просчет. Он ощутил боль потери, сродни своей во мне. Ненавидя любые проявления чувств, он начал выжигать их во мне, всё что чувствовал и презирал в себе. Это была великая честь и огромный опыт, так как обычно, сэнсэи лично тренируют только одного из своих потомков, для остальных они лишь наставники. Для меня же, после наших потерь, он стал всем и особенно карателем, без ведома которого я даже лишний вдох сделать не могла, в буквальном смысле, так как он всё слышал… Только благодаря ненависти к тебе, Инферно, я смогла все преодолеть и пережить тот год, и в конечном итоге убить Сэнсэя, чью слабость я начала ощущать уже через полгода, как и слабость других. Только на грани жизни и смерти, я наконец увидела, что он так долго мне пытался показать, но правильно говорят мудрые люди – пока сам не увидишь, никогда не поймешь… Это трудно объяснить, а возможно и вообще не передать словами. В любом случае, я возглавила свой клан, что многие пытались оспорить, но все кончали как сэнсэй. Другие сэнсэи, лидеры своих кланов посчитали это возможностью побороться между собой за расширение своего влияния. Никто из них не воспринимал меня как достойного противника, посчитав, что своего Сэнсэя, убитым горем, я просто добила. В итоге все лидеры кланов собрались на нейтральной территории в замке, которого больше нет, оставив своих синоби в деревне. Все Сэнсэи, как и я, были безоружны, это основное условия такого рода встреч. Уже по их взглядам я поняла, что они уже поделили мой клан между собой, и теперь осталась небольшая формальность, а именно подавить меня, загнать в угол, а после прирезать чужими руками. Но вышло по-другому, я убила их всех».