Василий Боярков - Зловещее сокровище

Когда Семен пришел в себя, он сделал неловкую попытку пошевелиться; однако осуществить движение телом оказалось не так-то и просто: руки и ноги были привязаны к довольно массивному железному стулу. Открыв глаза и осмотревшись вокруг, он с разочарованием обнаружил, что находится в слабо освещенной каморке, очевиднее всего расположенной где-то в подвале, – кругом были только голые оштукатуренные стены и совершенно отсутствовали проемы для окон. Он был один, но помещение, вероятно, было оборудовано скрытыми от стороннего глаза видеокамерами; вывод напросился сам по себе, потому как, едва пленник стал подавать признаки жизни, почти сразу же вошли его новый знакомый и несказанно очаровательная хозяйка, сопровождавшая невероятно исполнительного служаку.

Такую красотку бывшему оперативнику случалось видеть нечасто – на какое-то время он застыл в изумлении и даже лишился природного дара речи, в обычных условиях чрезвычайно красноречивого (но случилось это отнюдь не потому, что ему недавно «настучали» по голове, которая, кстати сказать, кружилась и очень болела, а потому, что его зачарованному взору представилось небывалое доселе великолепие). Здесь, и правда, представителю сильной половины человечества было на что, очарованному, залюбоваться: не выделяясь высоким ростом, молодая женщина оказалась сложена изысканно и просто великолепно – для ее тридцатитрехлетнего возраста фигура воистину воссоздавала облик пресловутой Венеры Милосской; волнистые каштановые волосы аккуратно спускались на плечи; вьющаяся челка прикрывала невысокий, чуть наморщенный лобик; сине-зеленые глазки, большие и выразительные, излучали и острый ум, и решительную находчивость, и исключительную любознательность, но вместе с тем лучились одновременно и игривым кокетством, и напыщенной строгостью; чуть выступающий подбородок удачно гармонировал с чуть вздернутым носиком, обладавшим и аристократической, и привлекательной, и невероятно миловидной горбинкой; алые губы, густо накрашенные помадой, представлялись немного «надутыми», казались идеальными, без малейших изъянов, наверное, подвергались пластическим операциям. С первого взгляда становилось очевидно, что хозяйка обладает пленительным шармом и чарующим обаянием, а главное, что она отлично умеет своим очарованием пользоваться; весь ее облик излучал несравненную прелесть, сочетался и с редкой убедительностью речей, и с грацией неторопливых движений – он накрепко врезался в душу каждого, кто бы несравненную красавицу только не видел. Одежда владелицы внушительного имения была самой обыкновенной и представляла строгий светло-серый дамский костюмчик; останавливаясь на нем, любой нормальный мужчина первым делом обращал внимание на чуть выше обычно укороченную юбку, совсем не скрывавшую бесподобные ножки, словно бы выточенные из мрамора неким умелым и очень ма́стерским скульптором; маленькие ступни удобно помещались в остроносые черные туфельки, имевшие небольшой, лишь чуть завышенный, каблучок. Кроме ярко окрашенных губ, изо всей остальной косметики можно отметить едва заметную тушь, ровной обводкой видневшуюся на длинных, загнутых и кверху и книзу ресницах (но если уж быть до конца откровенным, то, обладая такими безупречными линиями, окаймлявшими прекрасное личико, дополнительные украшения обворожительной красавице совершено не требовались).

Как только она заговорила, послышался исключительно милый голос, ласкающий и радующий слух, вследствие чего Королев, вопреки сложности ситуации, погрузился в состояние некой неземной эйфории, нисколько не понимания, чего же в действительности от него сейчас требуется; удивительное дело, но язык молодой особы, точно многоструйный инструмент, легко настраивался на любой лад, на любую интонацию, как будто бы притягивая к его обладательнице и как будто бы уподобляясь злобным сиренам, некогда в прошлом завораживавших моряков, пустившихся в открытое море, и заманивавших их в свои коварные сети.

Из состояния нежнейшего транса отчаянного героя вывел мощный удар, нанесенный ему прямо в челюсть и произведенный, соответственно, недавно побежденным противником; очевидно, его самолюбие было настолько ущемленно, что он использовал любую возможность, лишь бы только расквитаться с дерзким обидчиком, оказавшимся в схватке немного удачливее. Как бы там ни было, но избранный им метод нарушения сладострастных мечтаний во все времена являлся довольно болезненным и, конечно же, действенным – не уронил он своей репутации и в этом, ничем не особенном, случае. Вмиг вернувшись к реальности, миротворец, принуждённый призраком к исполнению Великой миссии, нахально спросил: