Дж. Конрат - Девятый круг

Учебный процесс подходит к завершению.

А там уже рукой подать до благословенного лета.

– Сколько уже, говорите, существует ваше издательство? – задал вопрос Маркетт.

– Примерно два года. Извините, можно взять ваш мобильный телефон?

Странная просьба. Но чего уж.

– Прошу.

Маркетт вынул свой «эйч-ти-си-тандерболт» и подал Сайдерсу.

– Сами таким обзавестись думаете?

– Нет. «Андроиды» – не мой выбор. Я больше айфонщик.

Сайдерс приопустил окно, и на глазах у изумленного Маркетта вышвырнул трубку за окно и снова поднял стекло.

– Какого черта? – растерянно спросил он.

Черные глаза Сайдерса за стеклами темных очков были непроницаемы. Он как ни в чем не бывало смотрел перед собой и молча вел машину.

– Остановите. Я хочу выйти.

Маркетт завозился в поисках кнопки, но ничего не нашел. Там, где должна быть кнопка, рука уткнулась в гладкий квадратик металла. Между тем ремень обтягивал грудь туго и прочно. Маркетт взглянул на дверь – ни ручки, ни механизма для спуска окна.

– Чего вам от меня нужно? – повернулся он к Сайдерсу.

– Скажем так: мне понравилось ваше имя.

Он кривенько усмехнулся, а Маркетт только сейчас заметил, что два передних сиденья отделены от салона черной шторкой.

– Любопытствуете, что у меня там? – спросил Сайдерс. – Пожалуйста, смотрите.

Свободной рукой Маркетт отдернул шторку, а Сайдерс включил потолочное освещение. Резкий свет окатил клинически строгое помещение. Темные окна. Никаких напольных покрытий. Потолок и стены укреплены звуконепроницаемой пеной. В центре металлического пола виднеется сливное отверстие с большой резиновой пробкой.

Со стороны водителя вдоль стены тянулся приделанный к полу стеллаж с хирургическими инструментами – щипцами, пилами, скальпелями, стальными ретракторами, зажимами.

Маркетт снова повернулся к Сайдерсу.

– Это… вы? Человек, который повесил женщину на железнодорожном мосту?

Сайдерс улыбнулся.

– Вы, стало быть, в курсе?

– Я спрашиваю: это вы?

– Ну а кто же еще.

Маркетт яростно завозился на сиденье, пытаясь выдернуться из пут.

– Не делайте этого, – предостерег Сайдерс.

Маркетт воздел левую руку и саданул в боковое стекло, с криком отдернув ладонь и оставив на стекле смазанный кровавый след.

Сайдерс рассмеялся.

Сквозь липкую пелену страха Маркетт с трудом вымолвил:

– Я предлагаю остановиться у ближайшего банкомата.

– Неужели? И какой же у вас суточный лимит?

– Две тысячи. И я ничего никому не скажу. Клянусь богом.

Маркетт чувствовал, что костяшки пальцев сломаны, но боли почти не чувствовал. Грудь стискивало словно от поставленной гири, и каждое дыхание давалось с трудом, наполняя голову дурной легкостью и тошнотным головокружением.

– У меня семья. Жена… – глаза Маркетту заволакивало слезами. – Дочь.

– Вот хорошо. Они будут по вам скучать?

– Очень.

Сайдерс посмотрел искоса.

– Хорошо, когда есть кому скучать, правда?

– Умоляю.

– Не надо меня упрашивать. Это мое единственное предупреждение. И не пытайтесь меня ударить.

Сайдерс показал в своей левой руке пистолет.

Маркетт посмотрел в окно и увидел, что они едут на юг по Лэйкшор-Драйв. Облачный полог наконец-то прорвали несколько солнечных нитей и легли наискось на поверхность озера. Под натиском солнца она даже не походила на воду. Скорее на поле мерцающих драгоценных камней. Вот машина объехала Солидер-Филд. Транспортный поток был не таким уж плотным.

Маркетт печально размышлял о своей жизни. У него были семья, друзья. Его чувства к ним оставались чисты, но в этом нет ничего необычного. Необычайного в его жизни, считай что, и не было. Бессчетные часы в либеральном колледже искусств, за обучением беспечной молодежи, которой еще лишь предстоит жизненный путь. А в свободное время он изучал писания людей, живших и умерших сотни лет назад. И все же это была его жизнь. Маркетт проживал ее как мог. Не обходилось и без ошибок, огорчений. Но еще оставалось то, чего ему хотелось совершить. Побывать в шотландском замке. Поплавать с дельфинами. Разумеется, клише, но в его планы входило еще и заняться скай-дайвингом [11] Вид парашютного спорта, в котором парашютисты в долгом свободном полете делают различные фигуры. .

Теперь же единственное, чего он жаждал, это увидеться со своей семьей. Пусть даже в последний раз.

– Могу я позвонить моей жене? – дрожа нижней губой, сквозь слезы выдавил он. – Попрощаться с ней?