Мастер Солнца Покрова Пресвятой Богородицы - Трудно быть Ангелом. Книга Вторая. Роман-трилогия

– Ого, оргазм! М-м-м, попытаемся сделать! И я уже представляю. Но как же прекрасно слушать тебя, поэт! Спасибо огромное – у меня сейчас настроение ангела, я хочу летать, целовать тебя! А-ха-ха-ха! Это всё ты, Волшебник! Будешь в Париже… Дай мне рассказ про меня! И я спою его низким чувственным голосом.

– Но помни: в конце рассказа мне обязательно нужно, м-м-м, из твоей (или чужой) рыжей жизни одно предложение напечатать или три слова всего, от которых враз голову сносит, и глубина чувств проваливается в тартарары, и хочется на фиг всё бросить, и хочется куда-то бежать, любить, ломать цветы, крепко целовать, обнимать! Плакать! Смеяться! Вспоминай, рыжая – есть ли, было ли у тебя что-то такое, от чего потонет душа, польются слёзы, обрушится мир или вверх полетит. Хотя бы в одно предложение. И тогда после форте фортиссимо наступит оглушительная тишина, и в зале застынут сердца!

– Я подумаю об этом, но сейчас, к сожалению, ничего в рыжую голову мою не приходит.

– Как же так?

– Я, наверное, дура?

– Вспомни, Рыжик, почувствуй – как тебе хотелось провалиться в тартарары, ночью звонить далеко, петь и кричать, и на фиг всё бросить, и к кому-то бежать, долго ехать в автобусе, в электричке, в метро, лететь на самолёте, броситься в его объятья, любить, целовать его, обнимать! Плакать, смеяться! Три слова всего! Три! Говори!

– М-м-м? Но, право, не знаю… Нет же, не хочу я ни бежать, ни целовать. Что-то со мной не так?

– Эх! Значит, это счастье у тебя впереди. Так пой же, пой чувственным, запредельным фальцетом, прекрасное Рыжее Солнце. Пой со сцены, и бархатным, нежным низким контральто пой о любви, и пусть сердца всех парней трепещут, и однажды, Рыжик, в самый счастливый твой день – любовь растопит холодное рыжее сердце твоё.

– Любовь?!

– Да! Любовь, дура! Я за тебя помолюсь!

– Что?

– Пойди и купи себе платье на бретельках с открытой спиной (в веснушках!), чумовое бельё и чулки! Пой и медленно-медленно танцуй на камеру и соблазняй всех талантом своим. Пой, рыжая, пой!

– Поэт, а ты любишь?

– Да! Я люблю-у. Закрою глаза и вижу мечты. Рыжик, я устал, я засыпаю, а мне ещё злыдням морду надо набить. У нас тут зима.

– Постой, гений, имя назови! У неё тоже рыжие волосы? Она поёт красивые песни в Европе? В Нью-Йорке?

– Нет, она не такая, её зовут Мэри, ха-ха, она то ураган, то нежный котёнок.

И Поэт, совершенно счастливый, пьяный, упал на подушку.

– Алло! Алло, волшебник, почему ты молчишь? Куда ты ушёл?

Но телефон уже лежал на полу рядом с бокалом, а Поэт почти засыпал на диване и шептал, но не ей: «Я иду к Мэри». (И, улыбаясь, видел счастливые сны.)

Юродивый, огромный, словно медведь, стоял посередине своего дома, широко расставив ноги, и бережно держал в руках книгу. Он закрыл глаза и прошептал восторженно три раза и вслух:

– Призови Меня в день скорби, Я избавлю тебя, и ты прославишь Меня.

Долго размышлял над прочитанным, потом вдруг открыл глаза, быстро схватил свой тулуп, оделся и решительно пошёл в сторону Храма по заснеженным улицам.

Зима в Тарусе в этот раз была долгая, настоящая, морозная, снежная. Казалось бы, обычный городок у реки, ан нет – посвящённые знали его красоту и были участниками этой субкультуры и мира планеты Таруса. Да, дорогие мои друзья, есть на Земле такая планета – Таруса (или Суздаль, или Плёс, Переславль), где жители, дачники и богема, всеми семьями, с одеялами, с термосами и бутербродами дружно ходили на концерты и вернисажи, на выставки в художественную школу, друг к другу в гости и на пленэр, ходили с соседями, друзьями, знакомыми, и разговаривали, и запойно всё обсуждали, ели варенье и пили чаи, пекли пироги и шарлотки, наполеоны, блины. И обязательно любили все Паустовского и говорили «наша Цветаева и Ахмадулина и наш Борисов-Мусатов». Шли бесконечные разговоры об искусстве и о Тарусе, о природе и много ещё о чём – прекрасном и непостижимом. И Поэт был частью этой Тарусы.

Сегодня, как обычно, по улице в сторону храма шёл Юродивый в тулупе без шапки, останавливался и крестил дома по обе стороны улицы, и молился Господу Богу за жителей:

– Господи, отведи от домов все пожары, болезни, врагов, ворогов, защити от наводнений, всех бед… Господи, отведи все пожары от добрых домов…

Жители выходили, радостно здоровались с Юродивым и благодарили его, опускали деньги в ящичек для милостыни и подаяний на Храм. Перед выходом Юродивый обычно читал молитву: