Алексей ответил почти сразу, словно дежурил в ожидании звонка с телефоном в руке.
– Слушаю, Инга! – донесся с того конца знакомый баритон. Прозвучало несколько нетерпеливо, словно в упрек ей, что не перезвонила раньше.
– Добрый день! – поприветствовала она следователя и сразу перешла к делу: – У меня есть кое-какая любопытная информация по делу, которое вы расследуете.
– У меня тоже, – многозначительно сообщил Рогов, – но сперва слово вам.
Инга вкратце поведала о случае с тещей Евгения и на резонный вопрос, была ли та знакома с Буковским, ответила твердое «нет». Но тут же признала, что абсолютно этого исключать нельзя. Голос сыщика стал напряженным и взволнованным, даже чуть резковатым, флегматичные нотки пропали, пока расспрашивал о деталях. А когда она рассказала о встрече с пациентом Шипулиным и о том, что сегодня вечером предстоит сеанс полисомнографии, Рогов долго молчал, после чего озадаченно протянул:
– Так-так-та-ак…
Повисла тишина. Инга нетерпеливо выхаживала по дворику и, прижав телефон плечом к уху, вытряхивала из пачки новую сигарету. Наконец собеседник вздохнул и заговорил:
– Пусть это останется между нами, но, думаю, вам будет интересно узнать, что примерно за неделю до смерти Буковского имело место еще одно происшествие. Сходное по характеру. Сегодня утром приятель из райотдела рассказал.
– Что за происшествие?
Инга замерла на месте, рука с сигаретой застыла у самых губ.
– Самоубийство при схожих обстоятельствах, – тяжело проронил Рогов. После паузы продолжил: – Девушка, двадцать два года, из Манушкино – это к востоку от Петербурга. Судя по материалам дела, психически уравновешенная, студентка медицинского, из довольно обеспеченной семьи. Близкие сообщили, что она пару дней до смерти, а точнее, ночей, мучилась кошмарами. Раньше с ней такого не случалось, а тут две ночи подряд и на третью…
– Что? – почти выкрикнула Инга.
– Во сне под руку случайно попались ножницы, лежавшие на столике у кровати. Разорванное горло, раскромсанное лицо, выскребенные глаза – словом, жуть.
– Господи! А родители? Что же они-то…
– В тот вечер их не было дома. Отдыхали у друзей.
Инга наконец закурила, глубоко затянулась. Приметила, что во дворик спустился Мотыгин, также беседуя по телефону. Он неодобрительно зыркнул на нее, видимо, счел, что ее отсутствие затянулось, но ничего не сказал и принялся прогуливаться в сторонке.
– А что… – начала Инга, но поперхнулась дымом и разразилась долгим судорожным кашлем. Когда пришла в себя, закончила: – Что ей снилось?
– Вам бы курить поменьше, Инга, – участливо посоветовал Рогов без тени укоризны в голосе. – В материалах ни слова об этом, но, похоже, никто просто не подумал поинтересоваться такими деталями.
– Я почти уверена, что…
– Я тоже. Собираюсь завтра с утра побеседовать с ее отцом, чтобы убедиться.
– Боже, что же творится!
– Разберемся, – твердо пообещал Рогов.
– Алексей, извините, но мне пора, а то начальство сверкает очами тут неподалеку.
– Разумеется. – И после короткой паузы: – Могли бы мы завтра увидеться?
«С огромным удовольствием!» – чуть было не выпалила она, но прикусила язык и вместо этого чинно и слегка надменно проговорила:
– Если позволят обстоятельства, почему бы и нет.
Инга попрощалась и спрятала телефон в карман. Затушив окурок о стенку мусорки, зашагала к прозрачным дверям, чувствуя на себе хмурый взгляд директора.
В начале одиннадцатого явился Шипулин – вялый, понурый и позевывающий. Очевидно, действие модафинила закончилось, и усталость взяла свое. Он стоял посреди палаты с небольшой спортивной сумкой в руках, безучастно взирая на медсестру и лаборанта; те готовили гарнитуру ЭЭГ и проверяли сигнал с камеры, прикрепленной под самым потолком. Когда все было готово, Инга выдала пациенту таблетку сильного снотворного.
– Это – этаминал-натрия, – объяснила она, заметив неуверенность в его глазах, – из семейства барбитуратов. Подавляет фазу быстрого сна, начинает действовать в течение получаса, побочных эффектов почти не производит.
Шипулин вгляделся в лекарство, словно пытался по внешнему виду определить его химическую формулу, а потом безразлично пожал плечами и закинул таблетку в рот. Малинина подала стакан воды, он молча принял его и залпом осушил.
– Будьте добры, раздевайтесь и ложитесь, – мягко велела Инга.
Пациент послушно выполнил все, что ему сказали, улегся и заерзал, устраиваясь поудобнее. Кровать еще днем прикатили из психиатрического отделения, и выглядела она необычно: на невысоких бортах, обитых изнутри серым поролоном, имелись скобы, к которым крепились широкие кожаные ремни с петлями. Шипулин опасливо покосился на них.
Читать дальше