– Инга… Юрьевна! – просвистел он.
– В чем дело?
Инга отложила замолкший телефон в сторону и поднялась со своего места.
– Там… там… – лаборант показал большим пальцем себе за плечо, – там пациент.
– Какой пациент? – Инга напряглась и шагнула навстречу Дмитрию. – Что еще стряслось? Объясни толком, не мямли!
– Новый пациент, – сглотнув, выдавил Мирошниченко, – явился без записи, желает побеседовать со специалистом-сомнологом.
– Ну?
– Говорит… говорит, кошмары замучили. Полоски!
Инге показалось, что пол уплыл из-под ног. Ее качнуло, но мгновение спустя она восстановила равновесие. Подошла вплотную к лаборанту и жестко отчеканила:
– Проводи пациента в комнату психолога, дай стакан воды и скажи, что я буду через минуту.
– Да, да. Понял.
Лаборант нервно кивая умчался прочь, позабыв закрыть за собой дверь.
Инга сложила в одну стопку блокнот с ручкой и свой телефон. Ее била дрожь от охватившего волнения, но она взяла себя в руки и твердым шагом вышла из ординаторской.
Комната психолога располагалась на последнем этаже здания и представляла собой тихое, уютное помещение с плотными голубыми гардинами и стенами, выкрашенными в пастельно-бирюзовый цвет. Кроме трех небольших кресел и низенького журнального столика в комнате имелся лишь книжный шкаф; в обе стороны от него по стенам тянулись полочки с расставленными на них цветочными горшками, в которых щетинились острыми иглами кактусы разных форм и размеров. Традиционная кушетка психоаналитика отсутствовала: в этом институте психоанализ не практиковали.
Когда Инга вошла в комнату, пациент уже сидел в одном из кресел. Это был полный мужчина средних лет с большой залысиной на круглой, как футбольный мяч, голове. Одетый в черную кожаную куртку с заклепками на рукавах, камуфлированные брюки с огромным карманами у колен и сапоги с металлическими вставками, он сошел бы за рокера или гота, если бы не габариты. Пузатых рокеров с тройным подбородком Инга видела только в плохих комедиях. На столике перед ним стоял в гордом одиночестве початый стакан с водой.
– Добрый день! Я – доктор Инга Вяземская, – представилась Инга, протягивая руку. Она попыталась вложить в голос максимум бодрости и оптимизма, хотя это совершенно не соответствовало ее нынешнему настроению.
Мужчина с усилием приподнялся в кресле и потряс протянутую руку. Рукопожатие оказалось вялым и липким, Инга с трудом подавила желание протереть свою ладонь носовым платком.
– Меня зовут Валентин Шипулин, – представился пациент фальцетом, который резко контрастировал с его грузной внешностью. – Простите, я без записи, но мне сказали, что так можно.
– Совершенно верно, – подтвердила Инга и заглянула в регистрационный листок, который получила из администраторской по пути на встречу. – Тридцать три года, врач-ветеринар, жалуетесь на кошмары.
– Все так, – кивнул он, и пухлые щеки колыхнулись, – мне посоветовали обратиться именно к вам, сказали, вы – лучшая в Петербурге.
Инга зарделась и улыбнулась.
– Насчет лучшей не знаю, но пока никто не жаловался, – сказала она скромно и приготовила блокнот и ручку. – Расскажите подробнее, что за кошмары, как часто снятся и как давно начались?
Шипулин заерзал в кресле, взгляд сделался затравленным, бегающим. Инга заметила, что руки его дрожат, на лбу и лысине выступила испарина. Он вздохнул, пытаясь совладать с собой, заговорил:
– Уже дня три, как… страшно, очень страшно, ничего подобного не испытывал. И не кончается, не кончается!
Инга нахмурилась, и пациент сообразил, что его сбивчивый, невнятный рассказ вряд ли поможет врачу. Кашлянул, заговорил спокойнее:
– Все началось три дня назад или, вернее, три ночи назад. Мне приснилось сиреневое облако. Просто облако, но оно по какой-то необъяснимой причине вызвало во мне дикий, просто неописуемый ужас. Я закричал. Долго кричал, но проснуться не мог. Моя мама… да, знаете ли, я живу с мамой, у нас «трешка» на Бабушкина, но это неважно…
Надо же, почти соседи, промелькнуло у Инги. Хотя она не могла припомнить, что видела этого грузного мужчину раньше, лицо его, да и весь внешний вид казались смутно знакомыми. Может, пересекались когда-то случайно, раз жили на одной улице, но, давно примелькавшись, Шипулин взгляда не цеплял, а обыкновения присматриваться к соседям у Инги не имелось: прожив одиннадцать лет в Швеции, где разобщенность и замкнутость – норма, Инга привыкла соседей не замечать.
Читать дальше