Блейк Крауч - Пустошь. Дом страха

Мы оставили машину в полдень, а сейчас было уже почти половина девятого вечера. Брат не смог бы продержаться так долго живым в снежной пустыне. Весь день температура не поднималась выше десяти градусов по Фаренгейту, и блуждание по снегу в не предназначенной для этого одежде уже давно должно было привести к смерти. Так что Орсон или погиб, или где-нибудь укрылся, а единственными доступными укрытиями были «Лексус», сарай и вот этот дом. Я был уверен в том, что в доме его нет. Я проверил все четыре шкафа и под обеими кроватями и был убежден, что в доме я один. Сарай сиял в лунном свете. Я видел его в окно рядом с входной дверью. Если б я собрался с духом, возможно, я вышел бы на улицу и поискал следы Орсона, ведущие к сараю. Но у меня не хватало мужества снова выйти на холод, особенно если учесть, что ноги у меня начали покрываться волдырями. «Где ты? – думал я. – И что ты задумал?»

Закончив ужинать, я уселся на пол рядом с обогревателем и взял с дивана коробку из-под обуви. Я обнаружил ее на кухне под недействующей мойкой, и в ней было полно всего, в том числе водительские удостоверения штатов Индиана, Орегон, Калифорния и Луизиана. Помимо Орсона Томаса и Дэвида Паркера, мой брат также был Роджером Гаррисоном, Брэдом Харпингом, Патриком Маллиганом и Винсентом Кармайклом. На все эти имена, за исключением Роджера Гаррисона, у него также имелись и заграничные паспорта, и, полистав их, я установил, что он много путешествовал по Европе и Южной Америке.

Однако больше всего меня порадовала другая находка: перетянутая резинкой пачка стодолларовых купюр. Я насчитал пятьдесят две тысячи восемьсот долларов – достаточно, чтобы бесследно исчезнуть.

Закрыв коробку, я бросил ее в ящик, в котором прежде хранились видеокассеты и тетради. Тщательно обследовав весь дом, пришел к выводу, что все обличающие улики были собраны в этом ящике, и мне доставило огромное облегчение, что теперь они находятся у меня в руках. Встав, я подошел к окну у двери. В миле позади сарая над пустыней вздымались высокие скалы, подобно огромным песчаным дюнам. «Орсон, – подумал я, – теперь остался только ты. Единственное, что мне нужно уничтожить».

Если Орсон придет, чтобы схватиться со мной, это произойдет ночью, однако физическое истощение полностью опустошило мое тело и сознание. Я решил поспать до полуночи. В любом случае сейчас я был совершенно ни на что не способен. Насколько я знал, Орсон, возможно, вообще никогда не вернется. Сейчас он лежит в снегу, неподвижный, словно статуя, безжизненный…

Загасив обогреватель, я прошел в спальню Орсона. Укутавшись в шерстяное одеяло, свернулся клубком на кровати, положив пистолет под подушку, а наручники – в карман. В отсутствие завывания ветра и гудения генератора единственными различимыми звуками были мои дыхание и сердцебиение.

Мне приснилось воспоминание: нам с Орсоном по десять лет. В баптистской церкви Терд-Крик, куда ходит бабушка, только что завершилась служба. Поскольку дело происходит в последнее воскресенье месяца, прихожане выходят на улицу, где накрыты столы. Небольшое кирпичное здание является олицетворением неказистых баптистских церквей. С полдюжины столов заставлены продуктами домашнего приготовления. Три гриля дымят с раннего утра, и августовский воздух наполнен ароматами сосисок в тесте, гамбургеров и зажаренной на вертеле свиньи.

Закончив есть, мы с Орсоном садимся под ореховое дерево и наблюдаем за тем, как батальон муравьев пиршествует брошенной арбузной коркой. Погода безоблачная и знойная, и мы с братом нещадно потеем в одинаковых голубых костюмчиках с желтыми галстуками-бабочками.

Я вижу, как она направляется к нам, аккуратно обходя вокруг семейств, устроившихся на одеялах на траве. Новенькая в нашем приходе, она в сарафане до колен того самого преждевременного желтого цвета, что и выжженная солнцем тополиная листва. Она останавливается у самой арбузной корки. Я слежу за тем, как муравей заползает ей на ненакрашеный большой палец ноги.

Она начинает говорить, и ее голос подобен визгу лезвия по точильному камню.

– Шик! Вы двое – самые очаровательные создания на свете!

Мы с Орсоном поднимаем взгляд на ее сильно напудренное лицо. У нее жесткие платиновые кудри, и от нее пахнет смесью дешевых духов.

– Вы просто прелесть! – восклицает она, и мы видим ее вставные зубы с прилипшими кусочками капусты брокколи. А вот и он – вопрос, задать который все считают своим долгом, хотя мы с Орсоном похожи друг на друга, как зеркальные отражения. – Вы двойняшки?