– Подожди, пожалуйста! Что ты делаешь?! – завопил Акума Катайя, выхватывая у него вилку. – Он что, всегда так ест? Как ты это допускаешь?! – строго поинтересовался он у Кицуне.
– Он не умеет пользоваться хаси (*палочки для еды), – несмело защитился тот, потом добавил немного увереннее: – Голодать ему теперь, что ли?
– Да лучше с голоду умереть, чем есть, как варвар! Пожалуйста, позволь мне научить тебя пользоваться хаси!
– Нет, не надо… – запротестовал было Сото, но Акума был неумолим: в конце концов, должен же он был как-то отомстить ему за то, что тот так бесцеремонно утащил его к себе на первый ряд, тем самым сделав всеобщим посмешищем!
Держать любезно одолженные Акумой хаси Сото научился, можно сказать, сразу и через пару минут уже наловчился цеплять и удерживать ими увесистые роллы с лососем и тофу. В это трудно поверить, но гораздо больше проблем вызывал вопрос, как положить все это в рот. Сото был не особо прожорливым. «Еще бы! – подумал бы любой уважающий себя японец. – Как европейцы вообще едят свою гадкую вредную еду?»
– Неужели я должен полностью засунуть это в рот? Он не влезет! – скулил Сото.
– А ты постарайся!
– Я не ем такими большими кусками!
– Тебе придется научиться. Пожалуйста, позволь мне тебе помочь!
Не дожидаясь согласия, – впрочем, как и Сото его согласия никогда не спрашивал, – Акума забрал свои хаси, ловко подцепил ролл и, свободной рукой придерживая Сото за узкий подбородок, уверенно затолкал его в извергающий протесты и возмущения рот. Сото замолк где-то на слове: «Не надо кормить меня, как ма…», затем накрыл рот ладонями и принялся с трудом и хрустом челюстей пережевывать то, что ему так беспардонно туда утрамбовали.
– Вот и получилось! Это было совсем нестрашно, правда? – удовлетворенно заулыбался Акума. В его глазах плясали не то, что черти, а целая преисподняя!
Сото, не переставая усиленно жевать, отрицательно помотал головой, в которой так и мелькали кадры из фильма «Эдвард Руки-ножницы» (*Эпизод, когда женщины кормили Эдварда целыми ложками)…
– Не могла бы ты делать для меня кусочки поменьше? – попросил он толстую кухарку вечером, когда та позвала ужинать. – А то когда тебя кормят с этих гребаных хаси, это вообще не комильфо!
Кухарка посмотрела на него с удивлением и безосновательной тревогой. Он впервые взял хаси по собственной воле. И впервые по собственной воле с ней заговорил. Жаль только, что на английском, которого она не знала…
Учи (*свой (яп.)) – Часть первая
Иностранца звали Курт Хартлесс.
– Куруто Харетересу! – позвал его преподаватель философии на следующем уроке, когда изрядно помучил Кицуне Митсюзаки, но должного удовлетворения так и не получил. Нужно было найти новую жертву для издевательств и унижений.
Иностранец никак не отреагировал. Он просто скучающе пялился в окно. Ладно, если б любовался цветением сакуры, что росла на другой стороне улицы… Он уставился в проклятое окно безо всякой на то причины!
– Куруто Харетересу! – гаркнул преподаватель, оскорбленный столь недопустимо дерзким игнором.
Когда никакой реакции не последовало и на сей раз, он резко двинулся в последний ряд и саданул по столу, за которым сидел иностранец.
– Эй, я к тебе обращаюсь! Ты что, глухой?
– Excuse me?.. – англичанин явно растерялся и с перепугу не понял, что ему сказали.
– Ты что, еще не выучил нашего языка? К языку страны, которая любезно дает тебе приют, следовало бы проявлять больше уважения, не так ли, мистер Харетересу?
До иностранца, наконец, дошло, в чем дело – опять его имя на японский лад исковеркали! Он никак не мог к этому привыкнуть, поэтому просто на него не реагировал.
– Меня зовут Курт Хартлесс, прошу позаботиться обо мне, – вдруг выдал он решительно и без запинки, как его учили на языковых курсах, а потом добавил то, чему не научат ни в одном приличном заведении: – Твой английский намного хуже, чем мой японский!
Это был выстрел в упор, навылет, прямо в лоб. Преподавателя философии как током шарахнуло – он побледнел, остолбенел и ощущал каждой порой своего тела, как его прошибает холодный пот. Это была невообразимая наглость и смертельное оскорбление! Преподаватель поклялся испортить этому заносчивому иностранцу жизнь раз и навсегда и приказал пересесть к Кицуне Митсюзаки. То-то он запоет, когда вся группа ополчится против него из-за того, что он путается с жертвой идзиме!
«Это конец…» – подумал Кицуне Митсюзаки, в свою очередь. За то, что он спутался с чокнутым иностранцем, ему теперь проходу давать не будут! Что плохого он сделал в этой жизни? За что небо так жестоко его наказывает?
Читать дальше