Дмитрий Роюк - Театр надежд

Роман угрюмо глядел на греческие улочки, чувствуя, как злой демон требует выпивки. Досадно, но он ужасно хотел выпить хотя бы стаканчик холодного пива. Да этот стаканчик никак бы ему не помешал. Наоборот помог бы сосредоточиться. Погрузиться в работу сценариста. Сглатывая громко слюну, он вертел головой, рассматривая актеров. Скоро Роману придется придумывать всем живые образы. От этой мысли вдруг стало тяжело. «Неужели я не справлюсь?».

Катя достала из брендовой сумочки небольшое зеркальце, и принялась подводить легкий макияж. Представляя, что через пару часов с ней будет работать профессиональный визажист, Катя вдохнула грудью воздух из открытого окна микроавтобуса, и загадочно улыбнулась. Makeup artist – художник по лицу, ее личный маэстро красоты.

Филипп что-то набрасывал в телефоне, в заметках и редко поглядывал в окно. Дорога к Театру Надежд его не интересовала. Нужно как можно ближе познакомиться с актерами и влиться в доверие. Главный театр – душа и сердце, тех, кто едет с ним в этом небольшом автобусе. Рассматривая непокорный затылок Артура, он решил, что даже со спины, эта особа – редкий случай невротика, сопряженного с гордостью самого дьявола. Филипп даже почувствовал набегающую дрожь по коже и помотал головой, чтобы отогнать странное предположение.

Эндрю ужасно волновался. Рядом сидел нарцисс Хованский. И, разумеется, ему было позволительно чувствовать себя лучше всех. «Да, он и впрямь Аполлон, – смирялся с мыслью Эндрю». Но вдруг в его голову пришла гениальная идея и его голубые глаза засветились редким злорадством.

Марк Маяковский, просто недоумевал, как исчез Виктор в аэропорте. Получив на счет деньги от Виктора, в виде залога, Марк тяготился тем, что хотел бы забрать хорошую сумму за работу. Виктора он знал давно. Но знал ли он на самом деле этого человека? Почему он направил именно его, Марка?

В какой-то момент каждый задумался о своем, о том, что все-таки пришлось оставить. Ни в одном пригласительном письме, не говорилось: сколько займет времени выступление, будет ли пробный вариант или сразу всех выкинут на сцену, как котят в море. После выступлений, какие откроются перспективы? На сколько вырастет их узнаваемость? Каждый едущий в этом микроавтобусе актер, был самого высокого мнения о себе, но длительность дороги поколебала самооценку. Если алкоголик Роман сдался почти сразу, то Артур и Хованский крепко держались почти до самого прибытия к берегу.

Когда показалось темно-сине-голубое море, Полидорус обернулся, и сказал: прошу обратить внимание, что мы прибываем. Кто не готов стать известным актером, остается в микроавтобусе. Остальные на выход.

Звук тормозных колодок вырвал Аню из глубокого сна. В салоне машины запахло морем и мечтами. Если так будет продолжаться, у Ани просто разорвет сердце. Она отодвинула штору и присмотрелась в синюю даль, набегающих волн к берегу. «Майкл, мой милый, Майкл».

Катя вышла первой и, скинув каблуки, ступила на горячий песок.

Вся остальная трупа потихоньку, как сонные мухи, вылезала из микроавтобуса.

Фигура Полидоруса маячила уже внизу прибрежного склона. А рядом с ним болталась лодка на волнах. Он махал руками, давая понять, что нужно торопиться, пока погода не застала их врасплох.

Трупа переглянувшись, начала спускаться по крутой тропинке вниз. Хованский кинул свой багаж через плечо и пошел первый. За ним последовал Эндрю, потом Артур, Марк Маяковский, Роман, Катя и Аня. Филипп решил, что сходит отлить за угол, и потом будет наблюдать за всеми на расстоянии.

Полидорус завел мотор лодки и, посмотрев вперед, показал пальцем на Театр Надежд. В лучах солнца расплывчато виднелась большая каменистая глыба, на которой, как на ладони великана, пряталось архитектурное творение, греческой истории. В этом было что-то магическое, притягивающее взгляд.

В груди что-то замирало. Катя не могла не поддаться мечтам, глотая жадно соленый запах моря. Даже Аня на миг, забыла о собственном горе. Засмотревшись вдаль, она почувствовала, как прошлое уходит из ее жизни. «Пора пожить для себя, – решила Аня, – прощаясь с лицом Майкла навсегда».

Филипп оторвался от заметок в телефоне, озирая такую величественную красоту, прямо перед собой. «Ничего подобного я не видел» – шептал под нос себе Филипп, и решил включить диктофон, записать мысли.

Стас Хованский впервые ощутил себя хуже. Перед лицом надвигающейся красоты, он почувствовал зависть. Никто, в данную секунду не любуется его красивым телом, не заглядывает в его голубые, цвета лазурного моря, глаза. Стасу вдруг стало грустно, но с каждым приближающим метром, он всматривался в руническое здание, идеально слепленного по образу женского тела. Что-то было в этом Театре от дьявола, – рассуждал Стас, пытаясь найти лицо Театра – продолжение величественной красоты изгиба шеи.