Роман Канушкин - Телефонист

– Если только броситься в ножки с извинениями, – пролепетал себе под нос Сухов.

Водитель Кирюха легко дотронулся до него:

– Лёх, ты с нами? – позвал он.

– Я в норме, – отозвался Сухов.

Ещё в машине ему озвучили всё, что удалось выяснить по продиктованному адресу:

– Шеф, тут так: хозяин – Кривошеев Андрей Семёнович, на пенсии. У нас на него ничего нет. Ну… неоднократные вызовы нарядов соседями за дебош, – говоривший ухмыльнулся. – Похоже, Андрюша у нас крепко сидит на стакане. Но это всё.

Сухов поморщился, обронил:

– Плохо дело.

На пролёте четвёртого этажа он дал команду остановиться. Все действовали бесшумно и чётко.

– Кирилл, – шёпотом позвал Сухов. – Там что-то не то. Какое-то дерьмо.

Тот понимающе кивнул. Оставался ещё один этаж.

Дверь в квартиру оказалась незапертой. Из зазора веяло сквозняком. Замерев, Сухов вслушивался, стараясь понять, что всё это значит. Зачем его пригласили сюда? Ловушка? Вряд ли. Что-то другое. Но инстинкты молчали. Никакой угрозы из-за двери не исходило. Он подумал, что вот так люди и прокалываются. Но чаще всего они прокалываются из-за того, что слишком долго размышляют. Как там было: думай медленно, действуй быстро. Сквозняк. Дверь протяжно заныла, качнувшись в петлях. Въевшаяся в стены вонь (грязь, старость, болезнь?) пропитала весь подъезд. Этим заунывным звуком и воспользовался Сухов:

– Входим, – кивнул он.

Ну вот, сейчас он всё и узнает. Или опять сыграет в чужую игру. Но время «думать медленно» теперь закончилось.

Дверь распахнута. Длинный полутёмный коридор, справа совмещённый санузел, этот сектор уже взят под прицел. Слева на стене висит очень старый велосипед без переднего колеса. Коридор поворачивает, короткий аппендикс заканчивается крохотной кухней. Прямо комнаты, их две, смежные. Этот дерьмовый запах болезни усиливается. Сухов входит в первую комнату, на свет. Он знает, что со спины прикрыт, но здесь может ждать сюрприз. В аппендиксе коридора мелькает какая-то тень. Кто-то весьма крупный и грузный даже и не подозревает о них, намереваясь войти в спальню.

– Лежать! Полиция! – это Кирюха. Грузный человек уже сбит с ног. Но… он словно и сам не растерян даже, а находится в прострации. Задыхаясь, что-то пробует прокричать…

Кто ты, источающий подобные миазмы? Превративший свой дом в берлогу отвратительной болезни? Кто?! Всего лишь часть чужой игры? Или…

А потом Сухов это увидел.

Она лежала на кровати абсолютно голая, с разведёнными ногами, непристойно выставив наружу все свои прелести. Длинные волосы раскинуты по подушке, глаза раскрыты и уставились на вошедших. В том месте, где голова при помощи шеи соединяется с телом, забрызганный, тёмно-красный, почти чёрный след. Такие же капли на подбородке и немного на груди. Потому что у неё отсечена голова.

– Это не я! Пусти… Вы что ах…ели, мужики?! Это не я-я! – вот что, задыхаясь, кричит грузный, воняющий болезнью человек. Сухов смотрит на его огромный, уродливо свисающий из-под майки на спортивные штаны живот. Сверху надета зимняя куртка.

– Мать твою, – говорит Кирилл, глядя на кровать.

Сухов переводит взгляд с уродливого живота на лицо грузного человека, которое из пунцового начинает синеть.

«Ему нужен врач, а то сдохнет с перепоя, – думает Сухов. Он всё уже понял. – Операция по задержанию бухающего пенсионера успешно завершена».

И дерьмовый запах болезни – всего лишь запах многолетнего перегара. Этот задыхающийся на полу уже наполовину мёртв. Но кто-то ещё жив, кому-то ещё не отсекли вот так голову…

– Лёха, это… товарищ пол… – начал Кирилл.

Сухов отмахнулся.

– Это кукла, – треснутым голосом отозвался он.

– Что?..

– Резиновая женщина. Из секс-шопа.

– Ты…

– Угу. Похоже на труп. Да?

Кирилл переводит брезгливый взгляд на сбитого им с ног человека:

– Уро-од! Какой же ты урод.

– Не моё, – верещит тот. – Пусти…

– Не его, – подтверждает Сухов. – Дорогая штука. Того, кто это сделал, здесь уже нет.

Сухов подходит к кровати, проводит пальцем по забрызганному «кровавому» следу:

– Краска, – говорит он. – Мы все ошиблись.

«Я ошибся, – приходит усталая мысль. – И пляшу по нотам, которые для меня расписали. А ведь Ванга предупреждала. Несколько жертв Телефониста не вписывались в общую картину. Предупреждала. Да я не послушал и закрыл дело».

На стене у изголовья приклеена записка. Скотчем. Обычно остаются прекрасные «пальчики», но Сухов почему-то знает, что и там ничего не будет. Он смотрит на записку, в горле легко запершило. Записка создана тем же издевательским способом, что и прежние. Что и те, которые приходили ему на электронную почту: словно вырезанные из газет буквы разных шрифтов и разного размера. Только всё это отпечатано на лазерном принтере. Имитация, игра в старомодные анонимки. Как и всё здесь. Важно лишь содержание записки. Вот для чего его пригласили! Вкупе с резиновой бабой из секс-шопа, у которой отрезана башка.