Кейси Доуз - Шанс

Она оглядывается в обе стороны от дома. Совершенно однотипные и совершенно пустые улицы с домами-домами-домами одинаковых блеклых цветов. Гретта рассеянно вскидывает брови:

– И где здесь магазин?

– Если бы я знал.. – достаю телефон и пытаюсь набить этот город. Несколько приложений просто отказываются признать существование этого нароста на члене Массачусетса, но одно из них все-таки выдает корявое расположение домов и улиц в виде схематичной карты.

Вглядываюсь внимательнее, после чего изгибаю бровь:

– Да быть не может.

– Что там? – Гретта заглядывает мне через плечо.

– В этом городе всего один магазин. И это не кей-март, уол-март или севен-элевен 5 5 Популярные сети супермаркетов Америки. .

– А что?

– Какая-та хибара по типу «у дядюшки Шона». Господи, куда я встрял..

Убираю телефон обратно в карман.

Это будет стоить того (цена аренды, захудалый единственный магазин, убогая обстановка дома и города), только если я здесь напишу второе Черное Окно. А если я отдал едва ли не последние деньги (о чем тоже не знает Альма) лишь за то, чтобы эти три месяца писать в худших, но притом более дорогих условиях – то этой зимой я познаю новые глубины своего отчаяния.

До этого магазина мы доходим примерно за десять минут.

И за эти десять минут все так же не встречаем ни единого человека. Не на крыльце их домов, которые проходим, ни на улицах, ни быть может даже спешащих по каким-то своим делам (ведь даже в таких богом забытых местах должны же быть какие-то дела? Или жизнь тут просто паузиться навечно?).

Ни одного.

Впрочем, на это я не сильно обращаю внимание, пока Гретта не замечает мне другого:

– Странно, я не вижу ни одной собаки.

– О чем ты?

– Ну, кошки, собаки – жмет она плечами – бездомные животные. Они в Нью-Йорке на каждом шагу, я люблю их подкармливать. А здесь совсем ни одного.

И тут понимаю, что это правда.

Конечно, Провинстаун это не Нью-Йорк, но это лишь значит, что здесь бездомных животных должно быть в разы меньше.. но как они смогли добиться, чтобы их совсем не было?

– Наверное, тут просто живут очень ответственные люди – отвечаю – которые осознанно заводят животных и не выбрасывают их на улицу через пару недель.

– Это здорово.

– Ага.

– Хотя жалко. Значит я не смогу никого не прикормить.

– При маме такого не скажи – предупреждаю – у нее волосы выпадут, если она узнает, что ты возилась с бездомными животными.

Гретта смеется:

– Ага, она постоянно талдычит мне про лишаи, бешенство и блох. Я спросила прошлой осенью у мисс Робинсон, нашей училки по биологии, правда ли, что блохи могут переместиться на человека? Ну перебежать, типо муравьев. И она сказала нет. У человека могут быть вши, которых нет у животных. А у животных блохи, которых нет у людей. Я сказала об этом маме, а она заявила, что сути это не меняет, и если не блохи, то всегда остается бешенство и лишай.

– Да – соглашаюсь я едва слышно – у твоей матери вечно что-то остается. Беззаботная жизнь для нее слишком скучна.

Однако, Гретта каким-то образом меня слышит и теперь уже смеется, прикрыв рот ладошкой, словно бы это какая-та запрещенная шутка, над которой не принято смеяться:

– Если мама узнает, что ты так про нее сказал, она очень разозлится.

– Да – равнодушно киваю – но вряд ли кто-то, кому маячит две коробки пончиков, станет меня сдавать.

Наконец, мы оказываемся на крыльце этого магазина. Впрочем, выглядит он несколько лучше, чем я себе представлял. Конечно, не огромный ТЦ с тележками за десятицентовник, но по крайней мере и не ларек, где до сих пор расчет возможен лишь наличными.

Снаружи – это длинное здание а-ля перемычка в центральной библиотеки Дерри. Внутри – вся длина магазина уходит в глубину множеством стеллажей. Это даже несколько обескураживает.

– Ого! – глаза Гретты расширяются – ставлю свою шкуру, что здесь будут даже карамельные пончики.

Морщусь:

– Шкуру? Где ты этого понахваталась?

– Там, где ты ни разу не появлялся – но в этот раз она говорит об этом шуточно, а не враждебно – в моей школе.

И уносится в стеллажи.

Единственное, что заставляет меня уверится в том, что мне не придется потом искать ее среди них добрую четверть часа – так это такая же пустота магазина, как и всех улиц. Кроме кассира за одной из трех касс (остальные не работают) – нет совершенно никого.

Зато эхо хорошее.

В самом крайней случае крикну ее, так и найдемся.

Бросаю краткий взгляд на кассира. Он же, кажется, нас вовсе даже не замечает – если и повернул голову в нашу сторону, так это случилось в самые первые доли секунды, так что я даже не заметил. Грузный мужчина лет сорока, успевший к своим годам потерять всю центральную часть волос, но упорно зачесывающий боковые остатки в сторону на манер глубоких стариков. Эти три волосины, зачесанные и зафиксированные гелем, лаком и божьей помощью, нисколько не скрывают центральной плешины, просто обращают на нее еще большее внимание и делают ее обладателя еще более жалким.