Тёма Шумов - Спас На Зле

Провести два дня среди соснового бора, дыша чистым морозным воздухом вместо того, чтобы торчать в душном офисе и дышать порошком из картриджей лазерных принтеров и копиров – это казалось несравненным подарком судьбы, которым обязательно следовало воспользоваться.

Большая часть дороги была узкой и нечищеной. При появлении встречного автомобиля ей приходилось сбрасывать скорость до двадцати километров в час, и съехав с колеи плестись по наледи и колдобинам. Но только в этом случае у нее возникала уверенность, в том, что они разъедутся без последствий.

Наконец появился долгожданный указатель и поворот к отелю. Вскоре среди сосен показался разрушенный храм Спаса Всемилостивого и миновав еще один поворот она въехала на практически пустую стоянку, где стоял лишь присыпанный снегом «Хендай».

Выйдя из машины, она вдохнула свежий морозный воздух, насыщенный сосновыми ароматами, и вытащив сумку, поковыляла к шлагбауму. Чуть дальше, правее него, стоял огромный поклонный крест и билборд, который она не видела тут раньше во время своих предыдущих визитов.

Настя остановилась, перекидывая сумку с плеча на плечо и против воли, автоматически, прочла то, что было на нем написано.

Церковь Спаса Всемилостивого построена в 1804 ‑1828 гг. на месте утраченных деревянных храмов по проектам Ильи и Евграфа Казаковых. Для возведения храма крестьяне во главе с Л. Недосуговым построили в селе кирпичный завод. /Храм/ расписан в 1820‑е годы романовским живописцем В. Кузьминым. Резчиком И. Михайловым в 1824 г. сооружен иконостас. Иконы местного ряда выполнены Н. Курочкиным, живописцем Норской слободы. Во времена коллективизации церковь была разрушена и разграблена. С 1937 по 1946 год тут находилось отделение ВОХР НКВД. На территории церковного кладбища, и вокруг храмового комплекса проводились массовые захоронения заключенных Волголага. Имеются свидетельства о том, что в подвальных помещениях проводились пытки и расстрелы. С 2005 года ведется работа по реконструкции зданий и придания комплексу статуса памятника жертвам политических репрессий.

Возле поклонного креста кто‑то стоял.

Женщина. Длинный зеленый пуховик, несуразный и бесформенный. Капюшон с опушкой скрывал ее лицо, но Насте показалось, что из‑под него за ней пристально следит пара сощуренных глаз.

Подходя к шлагбауму, перегораживающему вход на территорию отеля, Настя опять бросила на нее взгляд и заметила, что та машет ей рукой, призывая подойти.

Будет просить денег , – подумала она и ускорила шаг. – Долбанные бомжи даже здесь. Или может это церковная бабка? Значит будет просить денег на восстановление храма. Хрен редьки не слаще.

– Не верьте тому, что видите сегодня, – закричала женщина, когда догадалась, что Настя не намерена подходить к ней. – Все изменилось! Ваш мир больше не будет прежним!

Из небольшого домика в стороне от шлагбаума вышел невысокий полный охранник.

– Ну‑ка пошла отсюда, кликуша! – прикрикнул он на старуху и обернулся к Насте. – Не бойтесь ее. Это местная помешанная. Живет при церкви. Она безобидна.

– Понятно, – кивнула девушка. – Все нормально.

Женщина отошла на показавшееся ей безопасным расстояние и вновь закричала.

– Вода. Мы все под водой.

Настя вздрогнула, услышав эти слова и вспомнила надпись, появившуюся вчера на зеркале в ванной комнате квартиры матери.

Просто совпадение , – попыталась успокоить она себя, но получилось у нее неважно.

Михаил Тереньтев стоял у служебного входа в ресторан «Хлебникофф» и курил шестую за сегодня сигарету, когда услышал крики со стороны шлагбаума. Из домика для охраны выбежал дежуривший сегодня Владимир, располневший на местной высокой кухне бывший полицейский, и принялся махать руками.

Кликушу прогоняет, догадался Михаил.

Ему было жаль эту безобидную деревенскую сумасшедшую. Одни говорили, что ее отец был настоятелем местного храма, и весной тридцать седьмого года его застрелили во время разграбления церкви. Затем погромщики из числа местных колхозников и комсомольцев изнасиловали и убили у нее на глазах мать. Другие рассказывали, еще более страшные истории, приукрашенные зловещими подробностями вроде кровавых масонских ритуалов. Но все рассказчики сходились в одном – убийство родителей повредило рассудок маленькой девочке, которой в той время была кликуша.

Михаил не очень верил во все эти истории. Он считал их деревенскими легендами. По ним выходило, что кликуша гораздо старше чем выглядела. Ей должно было быть под сотню лет, но выглядела она на шестьдесят. Хотя точно сказать было сложно из‑за огромного «винного пятна» занимавшего всю правую половину её лица.