– Ну, хорошо же!
– Ценник…
– Я добавлю.
– Не надо. У меня есть.
Герман начинал злиться, он был трезв, сегодня не выпил еще ни капли. Когда опять услышал:
– Шляпа, шняга. Кинокомпания шняга-фильм представляет…
Он сказал:
– Все. Жду тебя на фуд-корте.
– Ладно. Пойдем, где пиво, а потом в «Спортмастер». Куплю первое, что увижу. Надоело.
Герман не знал, что говорить, какие слова. Они в первый раз общались так близко, на тренировках только об айкидо и привет – пока.
Для этого и существует алкоголь. Герман украдкой за стойкой бара махнул сто грамм водки.
– Пойми, – говорил он, – обувь самое главное. Можно быть в дурацкой куртке или майке, но первое, что бросается в глаза – ботинки, или что там у тебя. О человеке сразу можно судить по его нижним конечностям. Это нам еще в путяге объясняла учительница эстетики, был такой предмет когда-то. Всегда смотрите на обувь собеседника, говорила она. И я запомнил эти уроки, пригодилось. Через несколько лет вернулся из армии в совсем другую страну – вокруг ларьки, торговля, наперстки, кожаные куртки, «жигули девятки» с черными окнами, мне казалось тогда, что это иномарки. Все это было удивительно и заманчиво – начало девяностых, самая жара. Однажды, на одного из наших навалились какие-то черти типа нас, что-то не поделили, требовали «процент». Хуяк, забили стрелу у метро Озерки. Пришел один тип придурковатого вида, как сейчас помню, в розовом спортивном костюме, очень модном в те времена. Нас было четверо, а он один, типа авторитет. Стал именами закидывать, говорил, что от «коллектива». А я смотрю, хоп, а на ногах-то у него совдеповские «кирпичи» завода «Красный треугольник». Нормальному пацану, что бы напялить такое гавно! Дальше я уже его не слушал, если до этого был какой-то мандраж, то все как рукой сняло. Этот чертила, уловил мое настроение, сбавил тон, стал нервно оглядываться, блеять умные слова про «компромиссное решение» и еще чего-то там. Мне надоело, и я плюнул ему в глаза. Как же он драпал, сверкая «кирпичами»!
– Поймали?
– Зачем? И так все понятно.
Алина не спрашивала – где работаешь или чем занимаешься. Задавать такой дурацкий вопрос солидному дяде ей казалось неприлично.
– А я вот работаю. Здесь недалеко по Лиговке, свернуть на Жуковского. В магазине.
– Тоже когда-то работал. Это было на заводе ЛОМО, перед самой армией. Мне еще восемнадцать не исполнилось. Все начальники в цеху отпуливали меня, не хотели брать ответственность, случись чего. Отправили к бабам на кухню, где пирожки делают. Моя задача, помимо всего прочего, была еще катить тележку с горячими пирожками в самый дальний цех. Со мной рядом шагала тетка в переднике и белом колпаке, она и продавала работягам беляши и прочие ватрушки. Покупали лихо, мгновенно очередь. Тетка метала вилкой в оберточную ленту пышки, булочки. Я сидел в уголке, с любопытством разглядывал вокруг себя огромный стеклянный куб инструментального цеха. Стены, потолок – все это из мутного стекла. Грандиозное зрелище. А внутри станки какие-то механизмы, людишки снуют туда-сюда все шипит, грохочет. В общем, жизнь. И вот один раз не завезли в столовую мяса. Бабы напекли всякого говна с морковкой, капустой, творогом. Ну, едем туда, в цех. Мне-то вообще по барабану, чего там в этой тележке. Через минуту началось волнение, шум. Оборачиваюсь и чуть не падаю от страха. Работяги в засаленных халатах и комбинезонах, в беретах набекрень толпой валят на меня. Перекошенные лица, вонь перегарища. У одного в кряжистой лапе переломанный пополам пирожок, из которого торчит вареная морковка. И он мне такой: Ты что привез?! Мяса давай! И вся толпа скандировала: Мяса! Мяса! Где мясо? Ахуел, что ли! А я весь красный, мне было так стыдно. Потом до утра ворочался, снились эти надутые в пролетарском гневе бельма, фиолетовые губищи и пирожки с морковкой. Ужас.
Он показывал в лицах, как это выглядело. Алинка смеялась.
Она быстро купила, что ей нужно в спортивном гипермаркете. Герман поехал ее провожать на метро. Оглядывался и повторял, что все изменилось.
– Народу стало меньше и светлее. Тыщу лет не ездил, так получилось. Обычно, если дела, то рядом с домом или на такси. Помню, на эскалаторе едешь, и реклама из колонок. Бабушка читала по слогам: Э-ле-ком? Э-ле-ком. Хотите в Канаду? Телефон ми-лли-он. В вагоне тоже ржачные объявления – жалюзи меня нежно, сони бесплатно, сдохла мама не беда, дуй на Невский тридцать два. Мама это материнская плата в компьютерах. А попрошайки! Больной СПИДом с табличкой в руках, сумасшедшая старуха с завязанными колготками на голове топила за Жириновского: К нам в город прибыл Владимир Вольфович Жириновский на бронированном автомобиле типа скорпион. Я бы не советовала вам приближаться к этому автомобилю как спереди, так и сзади. Чего-то еще говорила, не помню. А еще ходил по вагонам человек-собака на задних лапах – гав, гав! Чего ты ржешь, этому идиоту щедро подавали.
Читать дальше