Полина Дашкова - Херувим

– Должен же человек хоть раз услышать о себе правду! – сказала она и хрипло расхохоталась.

Между тем официант принес счет. Стас, не глядя, вложил кредитку в кожаную папку. Ему стало совсем хорошо, перспектива провести ночь с хрустящей Эвелиной уже не вызывала прежней грусти, а главное, окончательно исчез противный дрожащий страх. Стас накрыл ладонью холодную длинную кисть Эвелины и слегка погладил ее пальцы.

– Ты прелесть, Линка, мне с тобой так комфортно.

– Спасибо, солнышко, – усмехнулась она в ответ.

За соседним столом о чем-то тихо беседовали и в их сторону уже не смотрели. Подошел официант, и Стас спохватился, что не положил вместе с карточкой чаевые, полез в бумажник, но там оказалось несколько совсем мелких купюр.

– У тебя нет рублей пятисот? – небрежно спросил он Эвелину.

– Да, конечно. – Она открыла сумочку.

Официант наклонился к уху Стаса и виновато произнес:

– Извините, пожалуйста, ваша карточка заблокирована.

– Что? – не понял Стас.

Официант показал ему чек, Стас поднес его к глазам, долго не мог прочитать мелкий английский текст, наконец понял, вытащил из бумажника другую кредитку. Официант взял ее и удалился.

– Бред, – пожал плечами Стас, – у меня там куча денег.

– Не напрягайся, – улыбнулась Эвелина, – завтра позвонишь в банк и все выяснишь.

Официант вернулся, молча протянул карточку и еще один чек. Там был такой же текст.

– Может, вы расплатитесь наличными? – сухо предложил он.

– Да нет, ну это маразм какой-то! – нервно рассмеялся Стас. – У вас что-то случилось с аппаратом.

– Вот, попробуйте мою карточку, – Эвелина шлепнула на стол синюю «Визу».

– Попробовать или снять сумму по счету? – уточнил официант.

– О господи, – презрительно прохрипела Эвелина. – Конечно, снимайте сумму. Мы же не собираемся у вас сидеть до завтра.

С ее кредиткой было все нормально. У Стаса неприятно защекотало в желудке. В огромном зеркале в гардеробе он увидел свою бледно-зеленую физиономию. Страх вернулся.

– Не бери в голову, – Эвелина нежно погладила его по щеке, – такое бывает иногда. Ошибка в компьютере, мало ли…

– Это карточки двух разных банков, не могут ошибиться сразу два компьютера.

– Значит, ты исчерпал месячный лимит.

– Нет у меня никакого лимита, куча денег на обеих карточках, все должно быть нормально! – рявкнул Стас так, словно Эвелина была во всем виновата.

Они вышли под моросящий дождь. Стас взял Эвелину под руку и повел ее к черному «Мерседесу». Стоянка у отеля была забита, и шоферу Гоше пришлось встать довольно далеко, за квартал от ресторана. Эвелина на своих тонких каблучках неловко обходила лужи, один раз чуть не упала, споткнувшись о бордюр тротуара.

– Черт, а я, кажется, пьяная слегка, – весело сообщила она, – слушай, что за белую дрянь мы с тобой пили?

– Забыл. Что-то французское.

Гоша спал на своем водительском месте, откинувшись на подголовник. Окно было наполовину опущено, Стас легонько стукнул по стеклу костяшками пальцев.

– Эй, служивый, подъем! – пьяно пропела Эвелина.

Гоша не шевельнулся. Огни проехавшей машины высветили его запрокинутый профиль. Стас заметил, что рот у него открыт. Когда загорелся красный, остановились на перекрестке машины, и стало тихо, Стас явственно расслышал, что из салона «Мерседеса» раздается тихий унылый щебет.

– У него мобильник заливается, – шепотом сообщил он Эвелине, – это же надо так крепко вырубиться! – Он дернул ручку, но двери оказались заблокированы. – Гоша, проснись, наконец! – крикнул он, приблизив лицо к открытому окну.

Эвелина отстранила его, сунула в окно руку и щелкнула зажигалкой перед лицом шофера. В дрожащем свете они оба увидели тусклые приоткрытые глаза и аккуратную черную дыру посередине лба. Эвелина выдернула руку из салона и громко, хрипло закричала. Стасу показалось, что его парализовало и он лишился дара речи. Хотел подхватить покачнувшуюся Эвелину, но не мог шевельнуться. Хотел что-то сказать или крикнуть, но вместо голоса была тишина.

Петр Аркадьевич Мамонов сидел не за столом, как обычно, а в широком кожаном кресле, вальяжно раскинувшись, и, что самое удивительное, курил сигару. Юля застыла на пороге кабинета.

– Да, я курю сигару, – он счастливо улыбнулся, выпустил густой клуб дыма, – нечего на меня так смотреть. Сигара не такая вредная вещь, как сигареты. Главное не затягиваться.

Петр Аркадьевич Мамонов был яростным противником курения, измучил всех нудными лекциями и запретами, обожал рассказывать, как в бытность свою студентом медицинского института оставался единственным мальчиком на курсе, который сохранил в этом смысле невинность и ни разу не сделал ни затяжки, даже на пьянках в общаге и после занятий в анатомичке.