Сергей Косов - Русская готика

Один из них заворошился и повернулся к Святу. Из темноты вынырнула неровная голова, будто свалянная из глины и облепленная соломой, и хрипло спросила:

– Ну как, жив?

– Жив, – поморщился Свят. – Спасибо, внесистемные люди. Только в вас одних доброта осталась.

Голова кивнула и уплыла обратно в темноту. Кучи вокруг костра затрепетали, наполнились звуками разного свойства, из них потянулись конечности и тяжёлый масляный запах дошёл до Свята, заставив его откашляться. Подумалось, что костёр горит с такой мощью, именно питаясь газом, исходящим от этих людей.

Они были с трёх сторон окружены бетонной стеной неопределимой высоты, а четвёртая сторона позволяла наблюдать в себе мирные огни оставшегося в объятиях капитализма города. Свят снова почувствовал себя героическим в окружении этих независимых жителей планеты, и решил, что лучше паствы для себя он не найдёт.

– А что, братия, – начал он. – Довольны жизнью своей?

Кто-то усмехнулся, а уже знакомая голова выдвинулась к свету, содержа в себе тупой безразличный взгляд, но неизъяснимую тревогу в самом своём положении.

– Жизнь как жизнь, – сказала голова вполне умудрённым голосом.

– Да разве это жизнь… Жрёте, что попало, пьянствуете. Выдавлены прессом жизни за край площадки, и никакого имущественного права не имеете.

Кто-то, возможно женского пола, взвизгнул и затрясся в беззвучном смехе. Корявые фигуры холмились у края огня и, суетливо показывая в круге света то обрубок руки, то обёрнутую гнилой тряпкой шею, то грубое кирпичное лицо с чёрными бороздами на месте органов чувств, выражали живое участие.

– А нет ли желания взять и отвоевать себе место под солнцем? – продолжал Свят. – Вас же много, вы же готовая армия для возмездия. Только страх и безыдейность держат вас в унизительном положении отщепенцев. Но в этом же и ваша сила: с вами нельзя бороться системными методами, вас нельзя уволить, лишить имущества, отношений, жилья, даже собственного достоинства, потому что этого уже у вас нет. Вы упали на дно, но от дна можно оттолкнуться и взлететь, отвоевав себе вновь вышеперечисленное. И всё это под моим руководством и под знаменем светлой сознательности построения лучшего, – тут Свят взял слишком высокую ноту и закашлялся. – Короче, настало время!

Женщина смеялась уже в голос, похрюкивая, пока сосед не стукнул её в бок.

Голова всё хмурилась, но не отвечала.

– Ну что же вы! Вам шанс выпадает такой, умереть достойно, не зря, не в своём говне, а в кишках классового врага копошась, а вы пасуете! – Свят с досадой выругался и обратился непосредственно к мудрой голове:

– Ну вот ты. Ты же наверняка хотел мести? Хотел бы вытряхнуть из оранжевой машины ухоженную сучку и драть, не снимая норковой шубы? Или богатея душить его золотой цепью, протянув её сквозь жирную шею? Заморить голодом пару чиновничков, лишивших тебя жилплощади? Хотел бы?

Голова помолчала и произнесла с грустью:

– Да у меня и не стоит уже, чтобы драть, – и костёр прильнул к земле, укрываясь от волн скрипучего хохота, накатившего со всех сторон.

Свят ушёл от них почти тут же, с твёрдым убеждением, что система делает рабами даже тех, кто к ней не принадлежит и не знает её сути, и только чистый подвиг встрепенёт обывателей и послужит примером для подражания. Каждой революции нужна своя Аврора, а Свят решил стать сразу и Авророй, и её выстрелом и снарядом для этого выстрела.

9.

Первым делом он заглянул к Николаю Антоновичу, мирно дежурящему в театре, и попросил у него двустволку с зарядами. «Для борьбы», – уточнил Свят, и старик не решился отказать товарищу в рваной куртке, изувеченным лицом и обжигающим взором. Он отдал ружьё, и когда Свят скрылся, долго крестился перед афишей актёра Струпского, молясь за успех революции.

Свят был расчётлив и терпелив. Он до рассвета наблюдал за зданием управления водоснабжения из-за угла дома напротив, следил, как в учреждение власти входят сытые и бесчестные люди, и копил решимость для первого этапа возмездия. Вот и Красавкин взошёл по ступенькам, как всегда, озираясь, и это трусливое пухлое лицо с растерянным взглядом свидетельствовало о долгом ожидании для себя заслуженной кары.

Свят ждал ещё, пока служба придёт в полное движение, оглядывая небо и стены перед собой, а руками ощупывая шершавый кирпич за спиной – холодный и приятный. "Сначала захват власти, потом амнистия, хаос, показательный трибунал и отмена всех несчастий," – повторял он этапы революции. Вскоре ему стало скучно глядеть на однообразное небо, и он стал следить за редкими прохожими, которые ещё не знали, что завтра наступит другая жизнь, а потому двигались неуверенно и безнадёжно. Свят улыбнулся, завидуя их будущему счастью, и двинулся к зданию.