Евгений Шорстов - Превенция

С Серёгой я увиделся за два дня до переезда. Мы обсудили всё произошедшее, провели параллели со словами девушки, а затем поклялись никогда и никому об этом не рассказывать. Он зашёл за мной в день отъезда и предложил начать новое расследование касательно маленькой деревянной шкатулки, что он увидел в руках у незнакомого мальчика. Серёга показал мне чистый лист тетрадки, и при мне же озаглавил его как «Тайна шкатулки». Безусловно, я горел желанием приключений, но время играло против нас, поэтому ничего кроме как обсудить план расследования, который теперь уже вылетел из моей памяти, мы так и не успели.

Школьная рутина, новые друзья во дворе, первая влюблённость, первая драка – всё это затмевало мои былые приключения, даже такие невероятные. Время шло, образ Серёги стал забываться. Утопая в повседневных заботах, без оглядки бросаясь в бушующее море юности, я даже не подозревал, какие дела в данный момент вершит мой друг детства.

Мамы не стало, когда мне было семнадцать. Болезнь суставов привела её в больницу аккурат под Новый Год. Вирусная инфекция, подхваченная в застенках лечебницы, вызвала тяжёлую форму воспаления лёгких, с которой дежурящие на праздниках медсёстры боролись исключительно антибиотиками: когда одни не помогали, они назначали другие, более сильные. Как итог – уничтоженный иммунитет. Затем нам сообщили, что у неё обнаружен перитонит, и в данный момент она отправлена на операцию. Следующие пять дней мама лежала в реанимации, пребывая в «стабильно тяжёлом состоянии», а вечером пятого дня в десять часов вечера, дрожащей рукой убирая от уха телефонную трубку, отец негромко сказал мне: «Всё, Витя, нет мамы». Его слова отозвались холодом по всему моему телу, а мозг, как это часто бывает, попросту отказывался верить в происходящее. Сказать честно, я был искренне расстроен и разбит, но совсем не удивлён. Где-то в глубине своего сознания я давно подготовился к такому исходу. И вновь туман: бесполезные слова соболезнования, рыдающие престарелые родственницы; бородатый поп размахивает кадилом, пока я держу в руке свечку и думаю, как же нам жить дальше, и ужасное (здесь я солидарен со Смольниковым) пожелание «держитесь», летящее из уст каждого, кто только открывает рот в нашем доме. А сколько лживых обещаний мы услышали в тот день! Все искренне распинаются перед скорбящим мужем и сыном покойной, обещают помочь пережить утрату, клянутся поддерживать чуть ли не в любое время и никогда-никогда не бросать. Стоит ли говорить, что после отметки в сорок дней мы больше ни разу не встретились с этими людьми?

Отец стал другим. Само собой мы сблизились и жили мирно, совсем не ссорясь. Мы оба понимали, что мамы больше нет, но странное чувство, будто она просто вышла куда-то ненадолго и вот-вот вернётся, не покидало нас, а меня не покидает до сих пор.

Не прошло года, как у отца обнаружили рак лёгкого. Он запустил лечение, отказался от операции, а химиотерапию ему так и не предложили. Последние месяцы отец целыми днями лежал в кровати, совсем мало ел, а по ночам тихонько звал маму. С работы ему, понятное дело, пришлось уйти, благо, приличные сбережения позволили нам некоторое время ни в чём не нуждаться. А затем случилось необъяснимое и крайне пугающее происшествие.

Вернувшись поздно вечером домой, я не смог просунуть ключ в замочную скважину: отец забыл вытащить свой ключ с другой стороны двери, когда провожал меня утром. Я долго стучал, несколько раз пытался дозвониться на его телефон, но отец не отвечал. Приготовившись к самому страшному варианту развития событий, я побежал в соседний подъезд, где жил председатель дома, и объяснил ему всю ситуацию. Тот вызвал участкового, с которым прибыл мастер из конторы по вскрытию замков. После небольших махинаций мастера с маленькой дрелью дверь распахнулась. Как ошпаренный я вбежал в комнату отца, застав там страшную картину: весь бледный, он лежал на полу, молча перебирая руками в воздухе.

На карете скорой мы доставили его в больницу, где он пролежал в течение трёх дней. Врачи поставили диагноз: инсульт. Отец пребывал в туманном состоянии и ничего толком не соображал. Оставлять его в больнице и занимать лишнее место в палате, по словам врачей, не было смысла, поэтому мною было принято решение забрать отца домой. Целый месяц мне предстояло ухаживать за ним: менять подгузники, обтирать влажной губкой тело, кормить маленькими кусочками пищи. И со временем ему будто бы стало немного лучше, я даже посчитал, что он идёт на поправку. Отец самостоятельно садился, свешивая ноги с кровати; с переменным успехом, но узнавал меня и называл по имени; просил включить ему телевизор, а иногда запрашивал совсем неожиданные вещи, например пиво или сигареты, которые, к моему сожалению, я не мог ему предоставить. Кстати говоря, баночка пива всё-таки была куплена, но выпить её он так и не успел; позже, утирая слёзы, я вылил эту банку на его могиле.