Дарина Стрельченко - Заряд воображения

Щуман пожал плечами:

– Если вам не хочется…

– Да вы издеваетесь, – вытирая глаза, пробормотала она. Поднялась с койки, пошатнулась и схватилась за стену. – Чтобы я пропустила ужин… С чего такая щедрость, господин Щуман?

– Мы с вами так много времени провели вместе – и всё в официальной обстановке. Я хочу узнать вас получше, Яна.

Он не добавил привычного «Андреевна», и Яна уже выучила, что это значит: Щуман пытается вызвать её на откровенность, спровоцировать на близость. Отчего-то в этот раз ей захотелось подыграть.

«Всё дело в камере, – сказала она себе. – Кто угодно, просидев тут без света неделю, согласится на что угодно, лишь бы выйти».

– Идёмте? – спросил, слегка улыбнувшись, Арсений.

– Идёмте. – Она усмехнулась и тряхнула спутанными, грязными волосами. – Но имейте в виду: в ресторане с такой дамой вас засмеют.

– Рядом с моим кабинетом отличный душ. Я попросил приготовить для вас одежду. Надеюсь, вам понравится.

Вяло размышляя, что Арсений задумал на этот раз, Яна всё-таки не могла отказать себе в удовольствии как следует намылиться, вытравить из-под ногтей черноту, избавиться от въедливой вони жавеля, насквозь пропитавшей камеру.

Она с наслаждением вымыла волосы шампунем – впервые на её памяти это было не разведённое мыло, а настоящий густой ароматный гель. Яна вспомнила, как рассматривала витрины галантерейных магазинов – изящные вещи, которые в них продавали, не были запрещёнными, но подлежали изъятию в первый же рейд. «Зачем покупать, если всё равно заберут», – говорила мать и проходила мимо стекла, за которым переливались бледно-розовые флаконы шампуня, холодно блестели баночки с кремом, сияли глянцевые упаковки мыла. Да и сложно было представить всё это в их ванной – с чёрной плесенью по углам, с разбитым кафелем над эмалированным корытом, с зеркалом в точках и трещинках, с деревянной набухшей полкой, где мать хранила ножницы.

Но здесь, в ванной комнате рядом с кабинетом Арсения (какая роскошь, господин следователь!), все эти бутылочки, коробочки и флаконы смотрелись весьма уместно: они отражались в блестящей чёрной плитке, на них искрился мягкий свет от встроенных в потолок ламп, а тёплый душистый пар каплями оседал на стеклянных боках и точёных гранях.

Выбравшись из-под горячих струй, Яна почувствовала себя гораздо лучше. Она словно смыла с себя скорлупу многодневного затворничества и впервые с тех пор, как Щуман вошёл в камеру, опомнилась. Откуда такое благодушие? Что он намеревается ей устроить?

Нервничая, Яна едва не поскользнулась на влажном кафеле. Кое-как обтёрлась бумажными полотенцами и застыла, глядя на свою водолазку. Даже здесь, в этом царстве пара, сквозь ароматы мыла и горячей воды пробивались запахи пота и грязи. Надеть эту пропотевшую, пропахшую одежду на чистое тело?.. Яна замерла, не зная, что предпринять. Может быть, хотя бы сполоснуть, как следует выжать и пойти в мокром?

Так она и сделала. Сунула водолазку под кран, набрала в ладони жидкого мыла и наскоро выстирала, выжала и натянула на влажное тело. И увидела себя в зеркале.

Нет. Так выходить отсюда ни в коем случае нельзя. Мокрая ткань облепила тело, слишком откровенно подчёркивая силуэт. Особенно грудь. Яна растерялась и покраснела. Теперь у неё точно нечего надеть; а сидеть здесь до тех пор, пока обсохнет…

Закусив губу, она огляделась: может, есть какая-нибудь батарея? Батарея была – блестящая, хромированная, источавшая сухое тепло. На полке под ней Яна обнаружила плотный пакет с маленькой белой этикеткой. «Выходной комплект», загадочно значилось на ней. Хотя что тут загадочного – всё ясно как день. Надеясь только, что вкус у Щумана окажется адекватным, а не каким-нибудь извращённо-утончённым, Яна разорвала упаковку и вытряхнула оттуда…

Ох. Нет, она, конечно, видела такие вещи. В витринах и даже на ком-то в школе; у матери один раз изъяли драгоценные лоскутки из похожей материи. Но что именно это за ткань, Яна понять не могла.

Медленно, наслаждаясь каждым мгновением ласкового прикосновения к коже, она натянула колготки из лёгкого, тёмного, такого тонкого и приятного на ощупь материала. Аккуратно застегнула маленькие пуговицы блузки – та была коричневой, но с необычным переливом, игравшим на свету. Глядя в зеркало, Яна повела плечами, и по ткани пробежала золотистая волна.

Надев простую длинную юбку, совсем не пышную, лишь слегка расширявшуюся ниже колен, Яна оглядела себя и решительно заправила блузку под пояс. Посмотрела в зеркало. Из серебряной глубины на неё глядела чужая Яна – взрослее лет на пять, похудевшая и осунувшаяся, с тёмными злыми глазами.