Влад Костромин - Лаптепанк

– Логично, – Григорий Иванович слегка покачал головой. – Ты что думаешь, Аркадий?

– Сухаревские предупреждали, что место тут нечистое, – оглянувшись по сторонам, блеснул очочками анархист.

– И в Борислове и в Семенкове, и в Свинокривце так балакают, – поддержал Лукьян. – Кажут, переход 8 8 Переход – в народе называется место или дорога, по которой ходит нечистая сила. тут, леший бродит.

– Не лешакайся! – строго прикрикнул Антип. – Накликаешь окаянного!

– Зря мы сюда пришли.

– Разговорчики в строю! – прикрикнул вожак.

– Я лично, как атеист и нигилист, в чертей и леших и бога не верю. А если бога нет, то все позволено, как писал покойный Федор Михайлович.

При этих словах Антип и Лукьян перекрестились.

– Но он, – Аркадий показал на меня, – может каким-нибудь марсианином оказаться.

– Голым? – приподнял бровь Григорий Иванович.

– Так в бане же, – резонно ответил Аркадий. – В бане все голые.

– Даже бабы, – хохотнул Антип.

– Так что от греха подальше, Григорий Иванович, я бы неизвестного этого того… – Аркадий выразительно замолчал и сделал рукой движение, будто сворачивая курице шею. – И так тут полная неразбериха, не пойми, кто за кого воюет, только марсиан нам и не хватало. Да даже и простых шпионов не надо – не ко времени.

– Антип, – принял решение главарь, – ослабь веревки, пусть голос подаст, тварюга.

Амбал зашел за столб, скрывшись из моего поля зрения. Палка во рту слегка ослабила давление на челюсти. Помотав головой, я сумел ее выплюнуть. Повиснув на веревках, она болталась в районе шеи.

– Ребят, хватит! – выпалил я. – Поигрались и хватит!

Аркадий и Григорий Иванович переглянулись, Лукьян прицелился в меня из трехлинейки.

– Брешет, бес, – Антип вновь вплыл в поле зрения, – блазнит 9 9 Манит. окаянный, чтобы сгубить души христианские, – широко перекрестился, из нижнего положения вбив кулак мне под ребра слева.

Хорошо бил, паскуда!

– Больно же!!! – заорал я.

– Ничо, ничо, – громила шумно выдохнул, обдав меня чесночно-сивушным перегаром, – нас не соблазнишь, чертеняка. Сожжем тебя, ко всей твоей сатане. Сгоришь в геенне огненной! – снова перекрестился и так же умело зарядил мне под ребра.

Я обмяк в путах.

– Погоди, Антип, – предостерегающе сказал Григорий Иванович, – а то опять забьешь раньше времени.

– Их, нечистых, – упрямо помотал головой Антип, – просто так не забьешь.

– Мясо отобьет, – вдруг хихикнул непонятно чему Аркадий, – нежнее будет.

Меня замутило: не знаю от побоев или от осознания, что грязноволосый вовсе не шутит – такое сладострастное вожделение пополам с голодом во взгляде не подделаешь. Даже мировым звездам кино такое не под силу.

– Я в Бога верую, – лицо Антипа вытянулось, – и черта есть не стану. В крайнем случае, завтра кого-нибудь поймаем…

– Прикажу, – голос Григория Ивановича похолодел, – не только черта, но и говно будешь есть.

– Да я… – вскинулся Антип.

– Головка от х…! – отрезал Григорий Иванович. – Помолчи, думать мешаешь. Так ты кто? – это уже мне.

– Я Вова Маковкин, – всхлипнул я. – Отпустите меня!

– Мне про вову бабка Степанида сказывала, – подал голос Лукьян. – У них в деревне было такое: покойник к ней привязался и во сне снился, пужал по всякому и охальности разные казал. Мужа ее и сына старшего прибрал, пока не сладили с нечистым.

– Я же и говорю, нечистая, – обрадовался Антип. – Кончать его надо, а то стемнеет скоро.

– Вова говоришь… – задумчиво протянул Григорий Иванович, – … кончать надо… Антип, отрежь ему палец.

– Какой? – уточнил облом.

– Мне без разницы какой.

– Буд сделано-с, – масляная рожа Антипа расплылась в похабной улыбке, и он шагнул мне за спину.

Я сжался в испуге, а потом закричал от боли, обжегшей левую ладонь. После потери пальца все сомнения исчезли – это явно не розыгрыш. Я провалился в прошлое…

Антип подошел к главарю, показав мой мизинец:

– Во, задергался, значит, бесовская сила. Нечистые железа не любят, особливо анчутки. Хорошо бы еще сольцой присыпать, но жаль переводить на эту погань соль.

– Аркадий, взгляни, – распорядился атаман.

Анархист взял мой мизинец, внимательно осмотрел, понюхал, лизнул кровь со среза.

– Вроде как человеческий, – вынес он вердикт.

– Уверен? – Григорий Иванович остро смотрел на меня.

– Не знаю… – Аркадий забросил палец в рот и задорно захрустел им, словно лошадь свежей морковкой.

Меня вырвало.