Мила Валейнис - Любить нельзя убить

Блямкнул смс-кой мобильный. Лана сообщала, что заболела и выйти из дома не сможет. Просила подняться в квартиру. Значит, можно расслабиться. Одно дело, когда тебя ждут на промозглой улице, другое – когда в тепле с телевизором.

Дом, в котором жила Лана, представлял собой смешение всех возможных архитектурных стилей и направлений. Создатели, очевидно, решили разом воплотить все идеи, рождавшиеся в их воспаленных мозгах в течение десятилетий советского режима, и, казалось бы, не имевшие ни малейшего шанса реализоваться… Но тут – бац! – наступил капитализм – строй что хошь, были бы деньги. И они… построили. По принципу «впихнуть невпихуемое». Тут были и кирпич, и стекло, и бетон, и ковка, и мозаика, и плитка, и башенки, и черепица, и флюгеры, и атланты с кариатидами, и ар-деко в обнимку с минимализмом.

Среди всего этого великолепия с выпученными (видимо, от восторга) глазами, сильно увеличенными линзами очков, сидела за стеклянной дверью подозрительная консъержка, похожая на чихуахуа.

– К кому? – неожиданно громко тявкнула она.

– К Лане – вздрогнула Марина, – в 102-ю я, – и пошла через огромный холл, выполненный в готическом стиле, украшенный витражными окнами и черно-белым напольным кафелем. Ей даже почудилось, что где-то в глубине, за лифтом, звучал орган… «Не хватает только свечей и распятия», – подумала Марина и нажала кнопку нужного этажа.

Квартира Ланы разительно отличалась от продуманного и лаконичного интерьера ее загородного дома. Беспорядок, хлам, неуют… Пришлось перешагивать через брошенную одежду, собачьи миски с засохшим кормом, грязные цветочные горшки, гладильную доску… Марина шла осторожно, буквально как Сталкер в одноименном фильме шел по Зоне.

Войдя в «кабинет» (как отрекомендовала комнату Лана), они сели в кресла и голубоглазая хозяйка предложила чаю – из тут же стоящего электрочайника. Марина отказалась и, вспомнив известную встречу Чичикова и Плюшкина, прикусила язык, чтоб не рассмеяться.

– А я выпью. Коньяку, – налила себе Лана. Горло страшно болит. – Ваше здоровье.

Через пять минут перед Мариной сидела уже совершенно другая женщина. Она пьяно бормотала что-то несвязное о покойном муже, называя его то гадом, то богом, плакала, размазывая по щекам тушь, от чего становилась неопрятной и жалкой. Марина не-слушала, не-сочувствовала, не-вникала , но нетерпеливо ждала удобного момента, чтобы попрощаться.

Пару рюмок спустя хозяйку окончательно развезло, она нетвердой походкой дошла до секретера, повернула ключ – и оттуда посыпались, повергнув гостью в ужас, десятки фотографий. «Только не этова!» – прошептала Марина фразочку из детского лексикона своей дочки, но было поздно. Лана плюхнулась на пол и стала размашисто один за другим протягивать ей снимки. Почти на всех – один и тот же человек. Ничего особенного. Среднестатистическое русское лицо. Глаза – умные, добрые. Очень добрые…

Путешествия, охота, пляж, застолье… Вдруг взгляд Марины упал на фотографию совсем иного свойства.

«Боже, зачем снимать похороны?» – мелькнула мысль. Мертвая женщина в гробу странным образом выглядела очень живой, будто спящей. Лицо бескровное, со следами былой красоты. Гример, конечно, постарался с цветом, но благородство черт невозможно подделать. Высокий лоб, тонкий чуть с горбинкой нос, изящные дуги бровей и густые ресницы, окаймляющие плотно закрытые веки. Замечательно красивый рот и узкий подбородок, подвязанный простым белым платком.

Рядом лежал снимок, на котором молодой до неузнаваемости Ланин муж обнимал явно эту же, но еще совсем живую девушку.

«А это кто?» – зачем-то спросила Марина и тут же пожалела об этом. Повернув к ней зареванное лицо, неожиданно трезвым и ледяным голосом Лана ответила: «Это бывшая жена Виктора. Скончалась. Давно. Рак». И почему-то добавила: «На всякого мудреца довольно простоты. Все там будем», – и быстро спрятала несколько фотографий под льняную салфетку на тумбочке.

Желая разрядить обстановку, Марина резко встала и неожиданно для себя высоким голосом бодро сказала: «Все ясно! Спасибо, отдыхайте, поправляйтесь», – и почти бегом направилась в прихожую.

Машин на шоссе к тому времени поубавилось, через полчаса она уже въезжала в гостеприимно и практически беззвучно разъехавшиеся в ответ на сигнал от пульта ворота. Фонари на участке включались из домика охраны, куда в кромешной темноте нужно было, набравшись изрядно смелости, войти и повернуть тумблер, нащупав его на стене слева.