Нана Рай - Стихея. Обитель скорби

– Да, но это совсем неважно, – произнесла она так, словно это было чертовски важно. – Сегодня ВЫ – главное событие этого года. Пора развлечься и стать настоящими студентами!

Мари оглянулась, но, казалось, ее одну смутило слово «Древние».

– Этой ночью в лесу скрывается настоящая ведьма, – Джорджи перешла на зловещее шипение и сделала длинный взмах в сторону раскидистого леса, который вел к набережной. – И как истинные вэйландцы вы должны схватить ее и сжечь на этом костре!

Мари сунули в руки мантию.

– Ведьма настоящая? – вопрос сорвался с губ раньше, чем Мари успела подумать.

Джорджи отыскала ее взглядом и улыбнулась:

– Привет, Мари. Рада, что ты пришла. Нет, ищем чучело, наподобие этого, – она кивнула в сторону экспозиции. – К счастью, настоящих ведьм давно не существует. Остались одни шарлатаны.

Мари поморщилась. Долгий день сказался на ней, болела каждая мышца спины. Пальцами она размяла шею, но Джорджи растолковала ее жест иначе:

– Ты не согласна? – ее улыбка померкла, а взгляд стал холодным.

Нечто подобное Мари видела на лицах Моники и Айви, но они и рядом не стояли с ледяной ненавистью Джорджи.

– Не совсем понимаю, почему здесь так ненавидят несчастных женщин, которых несправедливо сжигали, вешали, уничтожали? – Мари не стерпела.

Она честно сдерживалась целый день, но не подозревала, что жить в окружении ненависти так тяжело. Первокурсники удивленно переглянулись. В их перешептывании Мари услышала слова одобрения, но такие слабые и невнятные, что не удивительно, что лишь она осмелилась высказаться вслух.

Мы живем в спокойное время, Мари. В наши дни нет гонений на ведьм, мы можем спать спокойно. Нашим предкам повезло меньше. Так что цени это, когда снова будешь жаловаться на свою сущность.

Ох, мама, ты не бывала в Вэйланде.

– Несправедливо? – Джорджи скорее была ошарашена, чем разозлена. Ее тонкие брови взлетели вверх, а губы невольно округлились. – Они крали детей, насылали болезни, порчи! Можно долго перечислять, но я тебя не виню. Почти все первокурсники рассуждают так же, как ты, кроме коренных вэйландцев. Современный мир развращает мышление, он превратил ведьм в мучениц, но мы знаем правду, – она гордо вскинула подбородок. – Ведьмы – истинное зло. И скоро вы все примете это!

– А если я не хочу участвовать в вашем фарсе? – Мари мысленно вздохнула, коря себя за неумение удержать язык за зубами, но было уже поздно.

Ты – упрямая, как и твой отец. Это плохо для ведьмы. Ты никогда не можешь понять, когда нужно остановиться.

– Что если я считаю иначе и не хочу менять свое мнение?

Шокированная Джорджи молчала, и Мари, позволив бушующему внутри нее гневу выплеснуться, начала декламировать:

– Там слезы, там стоны, там пленники зла.

Там женщины воют, кричат без стыда.

Здесь в черной обители, жители мглы,

Не молятся Богу, лишь Аду верны.

Вокруг Мари образовалось пустое пространство. Первокурсники боязливо отступили от нее, словно страшились заразиться неведомой им болезнью.

А Мари продолжила:

– Их ведьмами кличут, пытают и жгут,

Мольбы их не слышат, считают, что лгут.

«И нет им прощения!» – ревут палачи,

А девы все стонут: «Прошу, помоги…»

И всем безразлично, что эти грехи

Со злобой надумали их судии.

Лечила ль больного, дитя приняла?

Пустое, на деле ты беса звала!

И полнятся склепы телами бедняг,

А люди хохочут, для них все пустяк.

И земли багряные кровью плывут,

А зло усмехнется: «Пришла пора смут…».

Голос Мари наполнился неведомой ранее силой и зазвучал разными оттенками женского голоса. В нем проскользнул гнев и боль узниц замка скорби, в котором ей предстояло учиться. Он был то мягким и нежным, то властным и дерзким. И только когда прозвучал последний слог, ярость покинула Мари, и она превратилась в пустой сосуд, не способный даже пожалеть о сказанном.

– Ты – космос! – услышала она позади себя тихий и явно восхищенный голос.

– Эллиот?! – Джорджи спрыгнула с помоста и быстро вклинилась между Мари и своим парнем.

Мари обернулась и тихо вздохнула. Она-то надеялась, что совет Айви насчет Эллиота ей не пригодится. Но перед ней стоял тот самый парень с обложки журнала. Пшеничные волосы были уложены, как перышки, один к одному, на висках выбритые иероглифы, подозрительно похожие на символы в прическе Джорджи. Но в остальном Эллиот был слишком безукоризненным. Улыбка, как светодиодная лампочка, глаза, как изумруды. Понятно, почему Джорджи сходила с ума.