Нана Рай - Падающие в пропасть

В палате больного тоскливо пищали приборы. Кардиомонитор давно показывал сплошную линию, но никто не спешил зафиксировать время смерти. За окном мелькали дальние фары машин, и мертвое тело, сиротливо лежащее на койке, никак не вписывалось в ночную гармонию.

Неожиданно у тела шевельнулся палец. Из раскрытого рта донесся неестественный хрип. Глазные яблоки закатились. Мертвец продолжал издавать полустоны, и постепенно они сложились в целую фразу:

– Я падал в пропасть. Я падал в пропасть…

Возле палаты остановилась медсестра. Она задумчиво посмотрела на кардиомонитор сквозь застекленную стену. На нем все еще отражалась сплошная линия, возвещавшая о смерти. Затем девушка перевела взгляд на тело, бьющееся в конвульсиях, и сделала несколько пометок в планшете. Задумчиво потерла острый подбородок с рваным шрамом посередине. Сдержала зевок, прикрыв кулаком рот, и продолжила обход этажа. А мертвец уже выгибался дугой, крича:

– Я падал в пропасть!

Но вскоре он затих, и на этот раз действительно умер.

– Ты можешь делать что угодно, но бросать меня?! Не позволю…

Запах шоколадных круассанов приятно щекотал нос. Тело утопало в мягком кожаном кресле, а из колонок по кафе разливался баритон Элвиса Пресли. Когда на дворе – 2025 год, а люди заслушиваются диким миксом из рока, металла и попсы, в подобных местах душа отдыхаетвместе с истерзанным слухом.

К сожалению, Влад не мог насладиться атмосферой кафе. Его собеседница – черноволосая, смуглая девушка – сейчас напоминала змею, и ее ядовитые клыки готовились вот-вот вонзиться в его горло.

– Вика, – он мягко улыбнулся и положил ладони поверх ее холодных рук с французским маникюром, – увы, именно это я и делаю. Наши отношения слишком затянулись.

– Затянулись? – взвизгнула она.

Миндалевидные глаза девушки сузились.

– Месяц, Влад! Всего один месяц! И то, половину ты ходил недотрогой, – фыркнула Вика и вырвала свои руки из его.

– Для тебя этого недостаточно? Я что, еще не успел тебе надоесть? – он усмехнулся и сделал глоток обжигающего кофе.

Вика тяжело дышала и явно мечтала запустить сумочкой Владу в голову.

– Я ненавижу тебя, – вдруг прошептала она и тут же всхлипнула.

Смена эмоций на мгновение сбила Влада с толку, пока он не сообразил, что Вика решила испробовать новую тактику – слезно-депрессивную.

– Я… я-то думала, ты – тот самый… единственный! – она изящно промокнула уголок глаза салфеткой.

Влад глухо застонал и откинулся на спинку кресла:

– Вика, – он чувствовал, как накатывает раздражение, – я никогда не обманывал тебя. Еще на первом свидании признался, что женат и не намерен разводиться. И что наши отношения – не более, чем кратковременный роман, – с этими словами Влад залпом допил кофе.

– Я думал, ты все поняла, – обреченно добавил он и встал из-за столика.

Влад потер подбородок, покрытый трехдневной щетиной. Он и сам не заметил, когда все зашло так далеко.

Вика шумно выдохнула. Слезы испарились, словно их вовсе и не было.

– Ты – мерзавец, – прошипела она.

– Не нужно все усложнять, мы оба получили желаемое, – Влад бросил на стол несколько купюр и решительно повернулся к выходу, но в спину ударили гневные слова:

– Тебя просто замучила совесть, ведь ты все равно любишь жену-инвалида!

Влад зажмурился и вжал голову в плечи, сдерживая порыв схватить Викторию за шею и слегка придушить.

– Возможно, – коротко ответил он и выскочил наружу под моросящий дождь.

Холодные уколы покрыли разгоряченную кожу, но Влад не спешил от них укрываться. Волосы намокли и прилипли ко лбу, капли скатывались по скулам до подбородка. Влад облизнул тонкие губы. Пресная вода смешалась на языке со вкусом кофе.

По тротуару, толкаясь, спешили люди. В плащах, с зонтиками, они сливались в разноцветный поток, обрамленный серой дымкой дождя. Их мучили свои проблемы, но сейчас Влад, как никогда в жизни, мечтал поменяться с кем-нибудь из них местами. Хоть на секунду забыть о том, кто он.

Он неохотно направился к старой черной камри, которую купил после аварии. От прежней машины пришлось избавиться.

Жизнь вновь руководила им, диктовала, куда идти и что говорить. Лишь на месяц он забылся в объятиях прелестной Виктории. На один месяц позволил безумству овладеть разумом. Наплевать на совесть. Вновь ощутить себя человеком. А потом наступило отрезвление.