Нолан Росс - Семья. История об отцах и детях, и чужаках

– Поэтому хорошо, что у вас есть такой друг, как я! – довольная улыбка снова отразилась на лице мальчишки, а его пальцы, схватив меня за край куртки, потянули в отдел «всё для праздника».

Я шёл следом, лавируя между толпами других покупателей, и не мог отделаться от мысли, что все вокруг знают . Знают о моём прошлом и, наверняка, даже не делают попыток увидеть иную сторону произошедшего. Ведь когда речь заходит защите детей, мало кто способен мыслить объективно.

Сидя не так давно на скамье подсудимых, я лицезрел это: увидеть иную сторону произошедшего не желал даже мой адвокат. И я до сих пор порою задаюсь вопросом: достаточно ли этот человек делал, чтобы защитить меня от этих самых детей?

Поэтому, да, мне действительно казалось, что все вокруг знают. А в последнее время мне вообще стало мерещиться, что, когда мы с мальчишкой находимся в моём гараже или где-то ещё – за нами наблюдают. За мной наблюдают. Я не мог избавиться от неприятного ощущения. И злился на себя за это.

Как и ругал себя за то, что мой ответ в тот день прозвучал недостаточно грубо, чтобы мальчишка обиделся и ушёл домой один. Я злился, потому что проигнорировал ощущение слежки, которая, как оказалось позже, была вполне реальной. Только вот велась она не за мной, а за мальчишкой, который всюду за мной таскался.

Тогда, препираясь со мной, щебеча о рождестве в их семье, на которое должны приехать родственники – в эти моменты мне особенно хорошо было видно, как мальчишке не хватает чёртового внимания в стенах родного дома; как он ждёт толпу людей, чтобы наконец быть замеченным хоть кем-то из них. Тогда, в припрыжку шагая со мной к парковке, он ещё не знал, что, вероятно, из-за всей этой суеты, толпы родственников он и останется один, чем даст возможность себя похитить.

Да, в те праздничные дни Джейк окажется похищенным тем, кто заметил его; заметил и уделял ему своё нездоровое внимание уже очень давно.

Но, наполняя тогда мою корзину всякой праздничной чепухой, мы оба ещё не знали, что впереди нас ждал почти десяток ужасных, тяжёлых, бесконечных лет заключения. И что это было последнее рождество мальчишки, которое он провёл с семьёй, а я сам – на свободе…

– Мой ответ не изменился, пацан. И он по-прежнему отрицательный.

– Но почему?

Я развернулся с подносом чёртового печенья, которое даже не знаю по какой причине согласился испечь вместе с этим мальчишкой, и столкнулся с его недовольным взглядом. Он смотрел на меня так, будто я своим отказом портил ему какие-то гениальные и давно разработанные планы.

– Почему ты не можешь отпраздновать это рождество у нас дома? Или хотя бы прийти к нам накануне? Или на следующий день? Почему?

– Пацан!.. Лучше скажи мне, почему мой совершенно очевидный отрицательный ответ тебя никак не может устроить?

И прежде чем этот ребёнок начал спорить, я с грохотом поставил поднос со слегка пригоревшим печеньем на кухонный стол, словно ставя точку в этом нелепом споре. Почему я не могу пойти в дом Брамсов и отмечать рождество, которое, к слову, я и прежде то не особо жаловал? Что за дурацкий вопрос? Почему…

Ну, не знаю, может, потому что его папаша – коп, как и его лучший друг тире крёстный мальчишки, о котором последний прожужжал мне все уши за эти дни: его любимый крёстный Ник приедет на рождество, ну что за радость!

А вместе с ним, наверняка, ещё несколько таких же родственников-представителей того или иного закона, каждому из которых наверняка известно о моём прошлом, из-за которого я никогда не смогу устроиться на нормальную работу, потому что каждого из работодателей я буду вынужден поставить в известность о случившемся – к этому обязывает закон. Обязывает любого, кто был даже замечен и просто оштрафован за преступление сексуального характера, не говоря уже о тех, кто пребывал на скамье подсудимых и был оправдан лишь благодаря «стечению обстоятельств». А тут ещё и преступление над ребёнком… И чёрта с два хоть кто-то однажды поверит мне, что ничего из того, в чём меня обвиняли, я действительно не делал.

Я ожидал увидеть обиду на лице мальчишки, но он просто подцепил с подноса самое, на мой взгляд, уродливое печенье и, откусив, принялся домывать посуду, которой ушло, как по мне, слишком много (как и усилий) ради приготовления того, что во много раз вкуснее и практичнее можно было купить в магазине.

Тогда я ещё не знал, что мальчишка и не думал сдаваться. И на случай моего отказа его у него был не самый лучший «план Б», о котором я не догадывался. Поэтому в тот вечер я мог лишь облегчённо вздохнуть, радуясь, что эта тема закрыта…