Элиана Арнтгольц - Тёмные времена души. Карта смерти

Дедушка одел мне его на шею. Мы пожали друг другу руки по-мужски, попрощавшись. Дед попросил до квартиры не провожать. На этом мы и расстались.

«Дом, милый дом!» – с этими словами и улыбкой на лице я переступил порог своей квартиры. Как бы не было где-то хорошо, дорого и богато, а свою холостяцкую берложку я очень люблю. Я заработал на эту квартиру сам, и считаю это своим достижением. В квартире есть спальня с огромной кроватью, кухня с выходом на балкон, но большую часть времени я провожу в зале, тут есть диван, на котором я сплю, стол – рабочее место, тут я ем, тут у меня и куча всяких проводов и аппаратуры. Тут можно увидеть залитую кофе клавиатуру, сантиметровую пыль на полках, грязные стаканы с высохшими остатками кофе и плесени, по углам комнаты можно обнаружить пыльные колобки. Типичная холостяцкая конура. Но так уютно, безопасно и комфортно я себя больше нигде не ощущал. Но в этот раз всё было по-другому, алгоритм дал сбой. Я полежал на диване, включил телевизор, долго перещёлкивал каналы, не ища что-то определённое, полежал в горячей ванне, накормил себя ужином. Но чувство какой-то неопределённости меня не покидало. Вот вроде тебя что-то беспокоит, но ты не можешь поймать себя на мысли, что беспокоит. Ты что-то хочешь, но не знаешь что или не уверен точно. Какая-то странная маета, когда как ни сядь, ни ляжь, всё не так и не то. Приключение осталось позади, мы благополучно вернулись домой живы, здоровы, невредимы и полностью удовлетворённые поездкой. Но что-то меня сильно тревожило. Такое, конечно, бывало и раньше, но тому были явные причины – экзамены, окончание проекта, устройство на работу, которую очень тяжело заиметь, да и, в конце концов, ожидание важных решений и ценных бумаг. Но что не так в этот раз?

Я вырубился на диване перед телевизором. Я лежал в тёплой голубой светлой воде, в бассейне. Вода держала меня на плаву, тело было лёгким и расслабленным. Я видел голубое чистое небо. Слышалось пение птиц где-то вдали. Как вдруг что-то резко потянуло меня на дно, я начал захлёбываться водой и выныривать наружу. Я вскочил от ужаса, это был всего лишь сон, но очень реалистичный. Оказывается, я проспал всего минут сорок. После этого сна моя тревога только усилилась и набирала обороты. Я вспомнил слова деда, что надо выгуливать и проветривать мозги, чем и решил заняться. Я сразу отмёл варианты фитнес-клуба, баров и публичных мест. Я покинул парадную, вышел из закрытого двора через арку и уже шёл по хорошо освещённой фонарями и подсветками зданий улице. Погода была вполне ожидаемой для сырой и промозглой осени. Асфальт был грязный и мокрый, кое-где встречались лужи. Я решил прогуляться по набережным любимого мною города. Я не знаю, сколько я гулял по времени и сколько километров прошёл пешком. Домой я вернулся далеко за полночь, нагулявшись и устав.

Сон в эту ночь был беспокойный, я то и дело просыпался. Мне снилась чёрная бархатная пентаграмма, пятиконечная звезда рогами вверх. Затем во сне я видел высокую каменную колокольню с одним колоколом. Белого цвета с зелёным. Такой зелёный бывает при окислении металла, он не совсем зелёный, скорее, цвет морской волны. Во сне колокол звонил глухим тяжёлым звуком. Дальше был шаманский бубен. Он издавал монотонный низкий звук. Был шаман с низко опущенной головой, на которой было цветное разнообразие перьев. Я проснулся в очередной раз. За окном было ещё темно. У меня давило в груди, в области сердца, тревога не отступала.

Неожиданно невидимая струна в груди лопнула, ровно так, как рвётся самая тонкая струна на музыкальном инструменте, неожиданно и с высоким пронзительным звуком. Всё стихло. Тревога, беспокойство, боль в сердце – всё ушло. Из глаз покапали слёзы. Я ещё некоторое время лежал на диване, ворочался из стороны в сторону, смотрел в потолок. Сна уже не было. С ощущением оглушённости в голове я ходил по квартире, искал какую-то одежду… Трижды кипятил чайник, забывая о нём. С третьей попытки кофе был готов. Меня ожидала пол-литровая кружка, так я планировал себя взбодрить. На улице рассвело. Было туманное октябрьское утро. В тёплых пушистых тапочках, надев махровый белый и очень тёплый халат на спортивный костюм, вместе с кофе я вышел на открытый балкон, выходивший из кухни. Балкон был совсем небольшой, перила и ограждения были девятнадцатого века, может, и реставрированы, но абсолютно аутентично выглядели и были сохранены. Передо мною открывался вид на набережную канала Грибоедова, самый что ни на есть исторический центр. Было туманно, что ограничивало видимость. Тихо, немноголюдно, спокойно. Только голуби кучковались на мостовой возле набережной. Сидели нахохлившиеся на перилах, то улетая с насиженных мест, то возвращаясь. Я пил свой кофе и созерцал утренний Петербург.