Виктор Улин - Ошибка

Лишь сейчас въехав в злой, отторгающий меня лес, я по-настоящему пожалел о том. Проклятые американские фары практически ничего не освещали, выхватывая из мрака лишь отдельные деревья. Дороги не было видно впереди, мне приходилось ее чувствовать.

По моему телу лил тяжелый пот; в машине было жарко, но я не мог выключить печку, поскольку без нее сразу же запотевали стекла. Я вообще не мог оторваться от руля, хотя всю жизнь привык водить машину одной лишь левой рукой – сейчас я гнал довольно быстро и крутил скользкую баранку двумя руками, как таксист, резко кидая машину то вправо, то влево. Так обычно, насколько я себе представлял, ездили гонщики на ралли. Только там правил пилот, а рядом сидел штурман, держащий на коленях размеченную до метра карту трассы и кричащий водителю в ухо о предстоящих поворотах, ямах, скользких местах и прочих опасностях. Я был один, без штурмана и без карты и мог рассчитывать лишь на себя, предугадывая то, что ожидало меня на следующем метре пути и пытаясь увернуться от протаявшей ямы или разъезженного снежного овражка. Я ни разу не выдернул пониженной передачи и вообще не сбавлял скорости, боясь остановиться: мой джип только назывался джипом, на самом деле это была всего лишь городская машина повышенной проходимости, на которой даже не предусматривалась возможность установить лебедку. И если бы я застрял, сев на мосты, то шансов выехать самостоятельно у меня не осталось. Тогда… Тогда бы мне пришлось бросить машину и, возможно, даже поджечь ее, не имея уже других способов незаметно избавиться от улик, и дальше добираться пешком. Хотя пешком, даже поймав попутку на шоссе, я бы уже не успел добраться к нужному времени в проклятый Медногорск.

Я старался не думать о такой опасности, подстерегавшей за каждым изгибом. Я просто мчался вперед, зная, что должен проехать, как должен был убить Хаканова и остаться при этом непойманным. Я летел быстро, как по нормальной дороге, чувствуя, что лишь при таком режиме действительно смогу одолеть этот чертов лес. Торможение означало гибель. Как в довоенном фильме забытого мною названия, где молодой командир отстаивал теорию, что очень быстро можно даже на танке проехать где угодно. И несколько раз продемонстрировал это на практике. Пока на одном с виду крепком мосту танк случайно не заглох – и тут же обрушился в реку, увлекая за собой деревянные обломки. Я представил себе, что еду сейчас не на раскачивающейся, ревущей машине, а именно на танке, который при необходимости можно направить прямо в лес – и ломать и подминать под себя деревья, вынуждавшие меня делать петли, и рваться к шоссе просто по прямой…

– Хой-о-то-хоо! Хой-о-то-хээй!!! – кричали яростные валькирии в пороховом дыму Вагнеровской музыки.

И подхватив меня на крылья, несли вперед. Вперед, вперед, только вперед…

Я почти удивился, когда за очередным поворотом лес мгновенно поредел и кончился и впереди – высоко-высоко, как мне показалось – вспыхнула оранжевая цепочка фонарей аэропортовской трассы, по которой спокойно, без всяких хлопот, сновали туда и сюда обычные машины….

Разогнавшись на последних метрах, я с ревом одолел кювет и, на секунду увидев сплошную черноту неба, протыканную редкими злыми звездами – машина страшно вздыбилась, натужно карабкаясь обратно на крутую обочину – оказался на твердой земле. Я не смог удержаться, выбрался из салона, спустился вниз и нахватав чистого снега, остудил пылающее лицо.

Мне сразу сделалось легко и почти спокойно.

Теперь оставалось проехать в том же темпе тридцать километров до Медногорска – мерзкого городишки, в котором, тем не менее, нашлась отвечающая моим планам гостиница с телефонами в номерах. Дорога, конечно, предстояла нелегкая, но все-таки она не шла в сравнение с той лесной тропой, которую я только что прочесал.

Внимательно оглянувшись в поисках спрятавшихся где-нибудь в угольной тени серебряных нашивок, и не увидев опасности, я броском пересек шоссе и съехал на второстепенную дорогу, ведущую к первой из нужных мне деревень.

Сейчас я гнал даже быстрее, чем по настоящему шоссе, где днем и ночью можно напороться на радарную засаду. Деревни мелькали одна за другой. Они спали, лишь иногда вслед моей одинокой машине несся запоздалый собачий лай. Кое-где, не удовлетворяясь укороченным путем, я срезал углы по полям и даже по огородам – рискуя влететь в заснеженную яму, но все-таки интуитивно чувствуя, куда можно ехать, а куда нельзя.