Либба Брэй - Логово снов

Не смей реветь, или я дам тебе над чем поплакать .

Зловонный, зубастый рот был уже совсем близко.

На кровати. Он сверху. Во рту кровь. В носу тоже. Сейчас задохнусь.

Тэта крикнула и выставила ладонь – хрупкий барьер между ней и тем, кто всего-то и хотел, что подарить ей свой сон, остаться в живых любым способом, сломать ее, как сломали его… Кожа у него была мягкая и слизистая, как гнилой плод, – она почувствовала ее сквозь тонкий хлопок перчатки. Спазм прошел по пищеводу, извергая в рот немножко того, что было в желудке. Зуд под кожей схватился, будто газ в кухонной горелке поймал наконец искру. Температура внутри Тэты прыгнула вверх, струйки пота побежали по телу. Жар промчался по нервным окончаниям, кинулся в руку.

Тварь вопила, пока Тэта жгла ее. Она билась и тряслась, пока не сгорела до костей.

– Тэта! – резко сказал Сэм; а потом уже мягче: – Тэта, всё, отпусти.

Она открыла глаза и увидела Сэма. Перчатка у нее на руке сгорела, а местами еще и вплавилась в кожу. Она все еще сжимала клок рубашки, что была на ходячем трупе. Сэм вынул его и бросил вниз, оставив плавать по воде, потом осторожно взял ее руки и рассмотрел. Ладони были красные и покрытые пузырями.

– Надо будет их обработать, – сказал он. – Тебе больно?

– Пока нет, – ответила Тэта.

– Нам нужно выбираться наверх, на улицу.

Вода. Она уже доставала до груди. Тэта кивнула, вся дрожа. Жар уже покинул ее, и теперь казалось, что на свете больше никогда не будет тепло.

– Сэм? Пожалуйста… не рассказывай об этом Мемфису.

Сэм поглядел на проходческую каску, подпрыгивавшую в потоке сточных вод, потом перевел взгляд на Тэту.

– О чем не рассказывай? Я вообще-то ничего не видел.

В той стороне, откуда они пришли, трещали вспышки, будто сразу с десяток гангстеров палил из автоматов в ночи из проезжающей машины. По стенам прыгало эхо воплей. Неприятель прибывал.

– Нам пора, – сказал Сэм.

Тэта пробилась сквозь толщу грязной воды и полезла вверх по лестнице, морщась от боли в обожженных ладонях. А потом они с Сэмом сдвинули крышку дорожного люка, вытащили себя из подземелья в сияющие неоновым светом лужи Бродвея и, не чуя под собой ног, полетели на кладбище.

Лин стояла на безлюдной улице в Чайнатауне. Сырой туман лип к рваным новогодним транспарантам и зигзагам пожарных лестниц. Ни единого света в окне, ни единого открытого магазина. Желтые карантинные уведомления пестрели на каждой двери. В «Чайном доме» было темно. Весь остальной город нависал дальним планом, расплывчатый и недосягаемый.

Где же все? Лин сама не знала, подумала она это или сказала вслух. В голове у нее царила такая же мгла, что и вокруг, – зато тело было на диво собранным, напряженным и готовым к любой опасности.

Корабельный гудок провыл разлуку. Сквозь разошедшийся туман Лин видела гавань и отплывающий пароход – совершенно огромный; на палубе в толпе соседей стояли ее мама и папа, и дядя Эдди с ними: все махали ей на прощание. В руке у заплаканной мамы трепетал платок. Губы папы двигались, но Лин все равно не слышала, что он говорит: слова пожирал туман.

– Баба! Мама! – закричала она, и звук укатился куда-то в закоулки пустых улиц.

От удара гонга в окнах зазвенели стекла. Барабаны чжаньгу мерно зарокотали предвестие войны. Тяжелый бой сплелся с бешеным ритмом ее сердца. Поверх барабанов взмыл тонкий, насекомый вой, от которого у Лин вся кожа тут же пошла мурашками.

Светящиеся лица всплыли во всех окнах и тут же пропали. Лин завертелась кругом. В конце улицы стоял Джордж Хуань, будто вырезанный из мела. Бесцветные, как молодое зерно, губы кривились, обрамляя изъязвленный болезнью рот. Глубокие трещины пестрили лицо, шею, руки; кожа расседалась на глазах, словно гния изнутри. Пасть раскрылась в крике. На мгновение Лин лишилась способности думать и только смотрела и смотрела на бледную фигуру Джорджа, не живого и не мертвого, тянувшего к ней руки, кукольно сжимавшего и разжимавшего пальцы. Потом он упал на четвереньки и застрекотал вверх по стене дома, по-тараканьи быстро.

Беги , сказал голос у нее в голове. Беги . Но как люди бегают? Ее организм почему-то забыл это простое движение… Беги . Когда она посмотрела вниз, мостовая уже превратилась в смоляную реку. Скользкие черные руки подымались из липкой жижи и уже держали ее за лодыжки. Лин ахнула, и на ногах у нее возникли скобы, а пряжки на них принялись затягиваться – туже, туже… Она закричала, и сон вдруг изменился, и она уже лежала на больничной кровати. Спину раздирало от боли, спазмы пожирали ноги, мускулы ее умирали.