Владимир Дергачев - Незаконченный урок. Документальная повесть

Вспоминался уже нацелившийся уходить на заслуженный отдых кадровик, в противоположность предпоследнему работодателю внимательно ознакомившийся с резюме Татьяны и вполне уверенно заявивший:

– Да, с такими квалификациями и данными Вам без дела не остаться. Главное – не спешите и не волнуйтесь: к Вам всё придёт. Вот только я ухожу, меня здесь уже не слышат, а жаль.

Но не приходило.

В другой фирме почти сложилось, но уже на выходе случайно услышала обрывок разговора двух длинноногих соискательниц, обсуждавших, как оказалось, её кандидатуру, новую соперницу, на которую сразу положил глаз предполагавшийся руководитель. Из разговора стало понятно, что она будущая и очередная жертва любвеобильного шефа, причём ненадолго: как раз на период испытательного срока. Здесь красивые девушки не задерживались – у месье, как говорят французы, большое сердце.

К середине лета чувство беспокойства усилилось – время уходило, утекало безвозвратно, монотонная безысходность происходящего убивала, однообразие замашек похожих друг на друга предпринимателей обескураживало. Стайки таких же страждущих носились по городу почти организованными колоннами (некоторые подавали себя только группами), причём отдельные лица стали узнаваемыми – почти профсоюз лузеров, горько усмехалась Татьяна.

Тем временем страна, очнувшаяся после многих лет самостийной ненормативной исключительности, выходила наконец «в свет»: множились банки и агентства, открывались представительства инофирм и создавались СП, просто объединения заменялись ФПГ (Финансово—Промышленные группы, не путать с ОПГ), призывно горели вывески секс-шопов и торговых домов, по Москве носились диковинные иномарки, телевещатели взахлёб рисовали картины счастливого будущего и всеобщего процветания. Пёстро, гламурно, разнообразно, неожиданно.

О недавнем славном прошлом рассуждали повсюду: в метро, магазинах, бассейнах, автобусах, в основном осуждали, хотя совсем недавно… Оказалось, строили-строили, а что в итоге получилось – никому не понять. То ли империю, то ли коммуну, то ли ещё нечто неведомое историкам-социологам-экономистам-политикам и непостижимое для человеческого разума. Возникавшие порой бурные дискуссии в разных точках быстро достигали апогея, чтобы так же скоротечно затихнуть. Смертельных исходов, к счастью, не наблюдалось, только через какое-то время интерес к теме угас полностью: перед населением стояла одна задача: выжить. В Центре (таким эвфемизмом теперь именовалась столица) ещё каким-то образом жизнедеятельность поддерживалась новой властью, а вот на окраинах когда-то великой державы дела шли совсем плохо, причём не только из-за сложностей «переходного этапа», но скорее – в результате простого небрежения.

Инфляция ушла в космические дали, легко пробив все прогнозные границы, заработная плата в сохранившихся очагах социального патернализма (министерствах, учреждениях, ЖЭКах, конструкторских бюро, НИИ и прочая) никак не могла угнаться за её динамичной поступью. Некоторые предприятия успешно осваивали методику натурального хозяйства, выдавая сотрудником их «кровные» наработанной продукцией, ассортимент которой оказался на удивление широким (производили же когда-то такое). Здесь были и детские игрушки, и обувка, бельё женское и чулочно-носочные изделия в категории унисекс (правда, слова этого не использовали, рановато ещё), спортивные принадлежности и купальники, очки солнечные и простые, маски медицинские, футболочки и трусики, распредвалы жигулёвские и иные запчасти, и даже.. шланги для полива, за счёт чего многие и выживали.

Несколько смущали расплодившиеся рынки, большие и малые, у метро и в переходах, в пансионатах и рядом с магазинами, на бульварах и в парках, у водоёмов и рядом с торговыми домами, на набережных и стадионах. Торговали всем, что можно увидеть на антресолях отживавших свой век пятиэтажек – здесь можно купить и французские духи, сохранившиеся с незапамятных времён (такой флакон когда-то хранили и родители Татьяны, иногда доставая его как музейную ценность из старого секретера), застёжки, пуговицы, косыночки и шарфы, кремы и батарейки (КБС-ки и Кроны), радиоприёмники марки «Сокол» или «Спидола», электробритвы «Агидель», носочки бабушкиной вязки, а также шампуни, удлинители, тройнички, молнии вставные, коробочки из-под монпансье, настольные лампы и просто лампочки, презервативы, варежки, сковородки и кастрюльки, кремы и шапки меховые, ручки дверные, замки врезные и висячие, чайники и чайнички с гжелевской либо жостовской росписью, а также Бог его знает что ещё. Встретить продающих своё добро можно было даже в центре города, не говоря уже о знаменитой Луже – Лужниках, где старались занять свои новые рабочие места спозаранку. Руководители крупных торговых сетей только диву давались: ну как так можно – купить в магазине и тут же рядом встать со своим столиком, прямо у входа. Поговаривали, что некоторые даже попробовали повторить свой опыт за рубежом, но не тут то было: законы у бывших друзей по соцлагерю работали. Процветал видеопрокат: открывшаяся отдушина в другой мир давала возможность немного помечтать, фабрики целлулоидных снов предлагали продукцию на любые вкусы.