Стелла Фракта - Лунный свет. Позволь мне остаться

Графиня снова усмехнулась:

– Он скорее мертв, чем жив… Но да, все же живее всех этих господ. Однако не буду вам мешать. Мсье Анж, – кивнула она мне и проследовала мимо меня по коридору, обдавая ненавязчивым ароматом духов.

Какое-то время после ее ухода я продолжал смотреть на портреты в галерее, размышляя над ее словами.

Я тоже скорее был мертв, чем жив.

…За ужином графиня вела себя холодно, будто и не было ее странных улыбок в замковом полумраке. Меня, впрочем, это нисколько не трогало – я бы и сам был не против оставаться с ней на дистанции.

Меня всегда коробило от одного только вида стервозных женщин – никогда не знаешь, что у них на уме. Те, кто так или иначе волею судеб оказывались рядом со мной, либо срывали с меня маску из любопытства и, вереща, убегали, или просто убегали. Они были сами виноваты… глупые создания.

Я, не скупясь на эпитеты и правдоподобие, повествовал о персидском дворце и тайных комнатах пыток, зеркальных клетках и обманных трюках, спроектированных и созданных мной, а граф с упоением внимал каждому моему слову. Стелла – я не мог не запомнить ее имя просто в силу хорошей памяти на детали – практически никак не реагировала, задумчиво потягивая вино.

Ну хоть бровью бы повела или испугалась для приличия! Но нет, снежная королева никак не желала уделить мне внимание (так же как и перепелу на широком столе, недурно приготовленному), а меня, спустя какое-то время, к моему собственному раздражению, это начинало задевать.

Моим капризом стал ее интерес; сегодня я заставлю ее удивиться, а завтра – вздрогнуть от испуга. В первый совместный вечер она так и не осталась слушать мою скрипку, а сегодня, видимо, наступив на горло собственной гордости, соизволила проверить правдивость хвалебных речей Владана о моем музыкальном таланте.

Я играл еще неистовее, чем обычно – в воздухе, пропитанном грозовыми разрядами и волшебством, пел голос танцующих струн, и огонь в моей груди полыхал ярче, множась и заражая любую материю, сотканную из частиц, известных этой вселенной. Я касался раскаленного солнца и млел от прохлады печальной луны; я дышал глубже, я словно познавал нечто невиданное и непознанное.

Эти ощущения были еще ярче, чем выбивающие из ума галлюцинации от наркотических веществ, еще сладостнее, чем эротические видения. Я шел навстречу свету, и он меня не обжигал – он звал меня, звал все сильнее… и этот голос был роднее всего, что создавали мои руки, из чего я был создан.

Когда я очнулся от головокружительного погружения в мир музыки, я осознал, что переборщил. Графиня с бледным, почти белым лицом, сидела за столом, глядя куда-то мимо меня – наблюдая отголоски своих личных картинок, навеянных моим откровением.

Все еще находясь под впечатлением, слегка одурманенная, она посмотрела мне в глаза – впервые за этот вечер – и поднялась со стула.

– Это даже для меня слишком , – пробормотала она.

Больше она ничего не сказала – она вышла вон, оставив нас с графом, почему-то ничуть не удивленным ее реакцией, вдвоем.

В здешних лесах роса не исчезает даже к полудню – серебристой россыпью она искрится на солнце, дожидаясь, когда зверь, птица или редкий путник коснется земли, сбрасывая дрожащие капли с молодых листьев низкорослых кустарников и зеленой травы.

Я бродил нехожеными тропами в молчаливой задумчивости. В некоторых областях леса стояла неестественная тишина – ни мышь, ни еж, ни даже сойка не попались мне, и природа, будто вымершая, в своем одиночестве застыла вне времени.

Я шел к озеру, усыпанному, как покрывалом, белым полотном кувшинок. Каково было мое изумление, когда я встретил у кромки воды графиню.

Она еще не замечала меня – она тянулась к ближайшему цветку, и в наивном упрямстве чуть сдвинутые брови на красивом лице выдали всепоглощающую сосредоточенность.

Ловко балансируя на согнутых ногах над толщей воды, она все же добралась до заветной кувшинки и вытянула ее вместе с длинным стеблем. Брызги с листьев пустили по поверхности рябь, а женщина выпрямилась и сделала шаг назад.

Потом она ощутила посторонний дух и повернулась в мою сторону. Она не могла меня увидеть (меня скрывал кустарник в нескольких метрах от озера), но почему-то почувствовала, что она не одна.

Она безмолвно стояла и смотрела туда, где я находился, и мне пришлось выдать свое присутствие.

– Вы не боитесь местных суеверий, – скорее больше для себя, чем для нее, промолвил я вслух, выходя из укрытия.