Zak Dummy - Исповедь грешника. Том 1. Гордыня

Зад не сказал за это спасибо, как и лоб. Кажись перед глазами промелькнули звёздочки.

«Блядство»

От боли в глазнице, заскрипели зубы.

– Ирвель, амадер.

Стоило открыть глаза, как они встретились с недовольным взглядом Моно-брови. Она так насупилась, что её главная черта, здоровенная бровь, начала чуть перекрывать глаза.

Не успел я и моргнуть, как меня схватили за волосы. Тело точно током обдало. Пронеся через всю пещеру, она грубо бросила меня к одиноко лежащей булке.

– Ирит!

«Как я понимаю, она хочет, чтобы я это сожрал»

Десяток пар глаз нацелились на мня. Они смотрят. Да так словно наслаждаются фильмом, параллельно вкушая порцию каменного хлеба. Как собачонки, которым бросили еду.

«Пошла ты туда, куда не ступала твоя нога, судя по стервозному характеру. На нормальный пульсирующий член»

Хотелось бы ей сказать, но не особо хочется выбешивать из себя бабу, которая только что нарубала монстров. Да и она все равно не поймёт.

– Окей.

Взял булку. На ощупь она такая же твёрдая и противная как на вид. Отдал девочке, евшей хлеб сиротскими укусами. Осторожными, оттягивая момент, когда он закончится.

– Довольна?

И пошёл обратно работать.

«Блядство»

Придерживая урчащий живот и пульсирующую глазницу, я прошёл Моно-бровь.

– Жилдер!

Что-то твёрдое прилетело в бок. Такое чувство что меня машина сбила. Ноги даже от земли оторвались, прежде чем тело прокатилось колбаской.

– Жилдер!

К горлу подступила горечь. Взбешенная Моно-бровь уже возле меня. Её металлический ботинок отстранился назад, а затем рванул вперёд, меня ударив прямо в живот.

Я скрутился. Колени прижались к больному животу, в котором словно все кишки устроили ночь жарких танцев, а руки прыгнули к голове.

– Ерзый жилдер! Ыт, етыс няем! Няем!

Ещё один удар прямо по голени. Взревел от боли, руки рефлекторно перепрыгнули к больному месту, а она будто бы этого и добивалась. Следующий удар попал в челюсть. В ушах сразу же зашумело телевизором, не поймавшим сигнал. Я получил ещё наверно пару ударов, один точно ещё в лицо, а второй не увидел.

Вроде, я даже услышал детский выкрик перед тем, как веки застелили глаза.

––

– Вы, мужчины двадцать первого века те, которых можно спокойно назвать самцами без яиц.

Проговорила девушка в костюме школьницы. Она сопроводила безэмоциональное высказывание, сжимая пальцы, словно что-то раздавливает.

Школьница, стоя перед доской в пустом кабинете, начертила слово хороший, а после обвила в кружок.

– Это ты.

Тут её серые глаза посмотрели на меня, заставив сердце сжаться от стыдливого чувства.

– Поэтому ты и девственник.

Через минут десять я уже не был девственником.

––

– Гхмнвы-выгхыа ашатрав.

Какой-то не внятный гульдёшь. Не могу понять он был тут, или только пришёл даже не постучавшись.

Глаза не открываются. Хотя я чувствую, что веки дёргаются в попытках, но им что-то мешает. Попытался приподнять руку, но…

– Твою мать!

Боль, словно на руку наступил слон.

– Ирван

– Мгххгхрхррр.

Стон мой или не чужой?

Онемевшего мизинца чего-то коснулось. Что-то ворсистое и противное на ощупь. В попытках отдёрнуть руку я заревел от боли.

«Сука, сука, сука»

– Ирван, ирван.

Детский голос сливается с моим криком, который не сдержать.

«Что вообще происходит?»

– Ааааааа.

«Что за дерьмо?»

Больные пальцы, дрожа выпрямились, чтобы вернуться в ладонь, не смотря на боль.

«Блядь, больно. Это не сон. Это не чёртов сон. Глаз. До сих пор болит. Я его выдрал, он болит, мои кишки. Точно в узел завязали»

Глаза, заполнившись слезами, забегали по помещению.

«Эти уёбки смотрят на меня с жалостью. Оборванные, замученные, которых самих порой жалеть. Я лично о подобных заботился, а сейчас они, смотря на меня такими глазами»

– Что!? Интересно?! A!!!

Большинство взглядов опустившись потухли, но некоторые остались, засияв с новой силой, силой любопытства.

Плечо дёргается от боли, слёзы, температура которых достигает температуры кипения текут по щекам, а пальцы, то и дело пробирающиеся ударами электричества, содрогаются.

«Что за вакханалья? Какие-то монстры, баба, крушащая их в капусту и отпиздившая меня как последнюю сучку и грёбанная боль»

Скрип зубов заглушил шум воя.

«Если это розыгрыш, то очень хуёвый»

Видимо я начал успокаиваться раз прочувствовал привкус крови во рту. Тело, содрогающееся в ознобах, опустило голову в объятье тёплых рук.