Игорь Прокопенко - СЕПАР

– Всё, можно ехать? – поинтересовалась у меня Света.

– Сейчас узнаю, – ответил я и направился к досматривающему следующие автомобили бойцу.

– Командир, ехать можно?

– Если документы проверили, то можно, – не оборачиваясь ответил тот, ковыряясь в чьем-то чемодане.

Мы в очередной раз загрузились в машину и двинулись дальше. Проехали блокпост и выехали на шоссе. Слева на стоянке стояло несколько джипов с эмблемой «ОSCЕ» и микроавтобус с логотипом какого-то телеканала. По пути следования то и дело встречались колонны боевой техники, грузовики с военными. Доехав до Новоайдара, мы встретили очередной блокпост. Дождавшись своей очереди, заехали в зону для досмотра и вышли из машины. Ко мне подошел долговязый боец лет 25-ти с виду, которому я протянул паспорт, а сам по привычной уже схеме пошел доставать вещи из багажника.

– Чого в'їзжаєшь? – резко обратился он ко мне. В голосе сквозила неприязнь. – Бери зброю та йди воюй!

«Вот что у них у всех за привычка – тыкать старшим по возрасту», – подумал я про себя. Что мент на счастьинском блокпосте, что этот. А этот ещё и дерзит сходу. Но решив, что вступать в конфликт глупо, я уклончиво ответил:

– Да двое детей, если убьют, кто ж их на ноги ставить будет.

– В мене теж двоє, один – інвалід, жінка у декреті, а я тут… з вами, – боец уже не скрывал своего презрения.

И я, как и там, на первом украинском блокпосте, уже не смог смолчать:

– Так ты сюда от проблем сбежал? – быстро смоделировав у себя в голове его семейную ситуацию, задал я встречный вопрос. И попал в точку. Лицо бойца побагровело, а кулаки сжались.

– Знімай майку, – прохрипел он.

Вполне законное требование, ничего не оставалось, как подчиниться.

– Штани знімай, – продолжал хрипеть боец, выкатив покрасневшие от ярости глаза.

А вот тут уже хрен тебе. Может, ещё польку-бабочку станцевать? Его агрессия уже начала передаваться и мне. Мы стояли лицом к лицу, глядя друг на друга, и краем глаза я отметил, что его правая рука машинально поползла вниз к висящей на поясе кобуре. Не берусь судить, чем бы это всё закончилось, но у этой сцены оказался ещё один свидетель – стоявший поодаль боец, который, видно, был тут старшим. Он быстро подошел к нам и гаркнул своему соратнику:

– Чё ты его задрачиваешь? Вон очередь какая! Давай, пропускай!

Мой визави ещё какое-то время злобно пялился на меня, после чего раздосадовано отвернулся и пошел к следующей машине. Старший сделал пару шагов назад, глянул на меня как-то… понимающе, что ли, и кивком головы показал, чтобы проезжали.

– Ну, вроде прорвались, – облегченно выдохнул я, сев в машину. – Дальше уже легче будет.

– Нас тогда до Краматорска, – попросил сосед. – А там сын подхватит.

Под вечер мы въехали в Краматорск, где на въезде в город моих попутчиков ожидала родня. После эмоциональной встречи они перегрузились в машину к сыну, а я двинулся дальше. Ближе к ночи на стоянке под Харьковом я встретил наших водил, перекусил с ними, узнал свежие новости и немного перекемарил в машине. А утром уже пересёк городскую черту Киева. Где меня ждали люди, любовь к которым помогла мне пережить все эти мытарства. Моя семья!

Позже из общения со знакомыми и друзьями я узнаю, что Кабан погиб от пули снайпера. Что мой сосед Валентиныч умер от сердечного приступа прямо на улице, потому что прохожие не смогли дозвониться в «скорую». Наш сторож Петрович погиб от попавшего в дом снаряда. А Димон, бросивший меня на блокпосте, был арестован и обвинен в шпионаже.

Макс и Алёна остались жить в Луганске. Содержат оставленную на них живность и надеются, что на нашей земле наконец воцарится мир.

Выходной день. Я дома, играю с детьми. Вдруг острой бритвой слух режет сирена воздушной тревоги, а из окна доносится знакомый гул авиационного двигателя. Подхожу к окну, выглядываю на улицу и вижу, как СУ-25 заходит на вираж. От него отделяется ракета, которая летит… В меня. В голове мелькают мысли: «Неужели это конец?», «Да и хрен бы со мной – дети, здесь же дети, как же так?». А через мгновение следует невыносимо яркая, застилающая всё вспышка.

И… Ничего. Вообще ничего. Я, а точнее – крупица мироздания, отождествляющая себя как «я», висит в окружении всеобъемлющей пустоты. Бесплотная частица, почему-то наделенная возможностью мыслить. Нет страха… Нет боли… Нет вообще никаких чувств и эмоций. Есть только мысль. И понимание собственной мизерности в окружающей бесконечности. В пустоте, поначалу кажущейся тьмой, но на самом деле не имеющей ни цвета, ни иных признаков. Ни времени, ни границ. Всепоглощающее Нигде и Никогда. Это осознание продолжается … может, мгновение, а может быть —годы. Но вот что-то начинает меняться… Поначалу не ясно что, но потом я понимаю, что пустота приходит в движение. А ещё чуть позже – что двигаюсь я, а не окружающая действительность. Разгоняясь двигаюсь к появившемуся далеко впереди светлому пятну, благодаря цвету которого пустота вокруг окрашивается в черный и обретает границы. Всё сильней ускоряясь, лечу к свету… Ещё мгновение и… Я подскакиваю на кровати, выпадая из состояния, которое сложно назвать сном. И понимаю, что теперь снова заснуть уже не удастся. Во всяком случае, трезвым.