– Может, ещё раз позвоните? – спросил я у Светы. – А то эти товарищи, видимо, просто не в курсе.
Та снова набрала номер и повозмущалась в трубку.
– Пообещали, что сейчас разберутся, – сказала она по окончанию своего спича.
Мы вернулись к машинам и в ожидании сгрудились за внедорожником, едущим в составе колоны. Спустя несколько минут из окопа снова выбрался ополченец и махнул рукой, чтобы подошли.
– Будем пропускать. Машины к досмотру, – угрюмо буркнул он. – Но смотрите, что с вами дальше будет – ваши проблемы.
Мы разошлись, я открыл багажник. Поскольку моя машина была первой, то и досмотрели нас тоже первыми. Бегло, особо не вглядываясь.
– Сейчас остальных досмотрим, вместе всех пропустим, – сказал ополченец, возвращая паспорта, и направился к следующей машине.
Ещё один вылез из окопа и начал ему помогать. Мы сели и стали ждать. За несколько минут они быстро досмотрели автомобили, проверили паспорта, после чего отодвинули заслон, скорее условный, чем реально преграждающий, и освободили проезд. Колонна двинулась дальше. Мы спустились с пригорка, на котором был «республиканский» блокпост, и поднялись на пригорок к украинскому. И офигели! Если там блокпост состоял из нескольких бетонных блоков и небольшой линии окопов, то тут нас встретила целая крепость. С бойницами для ведения огня в несколько ярусов, с замаскированной боевой техникой и артиллерией. И реющим на ветру украинским флагом.
– Почему же они в город не заходят?! – ошарашено выдохнул сосед. – Там же три калеки в окопах сидят, а тут их целая армия!
Да, действительно – почему? Почему, когда украинские военные неоднократно входили в город с разных сторон и однажды дошли чуть ли не до центра, каждый раз поступала команда отступить?
Наши размышления были прерваны металлическим голосом из громкоговорителя:
– Из машин не выходить! Будем стрелять на поражение!
Вот тебе и гуманитарный коридор. Этих тоже не предупредили? Медленно тянулись минуты. Полдень. Солнце подошло к зениту и пекло неимоверно. Кондиционер включать не было смысла – все окна в автомобиле должны были быть открыты. Минут через двадцать Света начала охать.
– Ой, душно… Ой, не могу, сейчас дурно станет…
И, открыв дверь, попыталась выйти из машины. В тот же момент в одной из бойниц показалась голова в балаклаве и проорала в громкоговоритель:
– Из машин не выходить! Будем стрелять на поражение!
Соседка испуганно плюхнулась назад.
– Не дергайтесь, – сказал ей я. – Кто знает, что у них в голове. И обочина здесь однозначно заминирована, ещё подорвётесь к хренам.
Сосед протянул ей бутылку с водой, та запила ею какое-то лекарство и, вытирая платком пот с лица, немного успокоилась.
В нервном ожидании прошло ещё минут десять. И вдруг один из замаскированных впереди танков сделал выстрел в сторону города. Все вздрогнули от неожиданности. Крепость ожила и стала плеваться снарядами из всех своих ртов в сторону города. Мы закрыли уши и вжались в сиденья. Где-то далеко сзади раздались глухие звуки взрывов. После десятка выстрелов, всё так же внезапно замолкло.
– Что же они делают?! – испуганно пробормотал сосед. – Сейчас же обратка пойдет!
Сложно описать свои ощущения в этот момент. До заветного пересечения линии фронта оставались считанные метры. Что происходило бы со мной дальше, было не принципиально. Пусть меня забирают в милицию, садят в камеру, проверяют на причастность к сепаратизму. Плевать. Главное – выбраться на территорию, где действуют хоть какие-то законы цивилизации. И вот, когда цель уже почти достигнута… Мы оказались в ловушке, зажаты между двух огней. Выстроенная на склоне пустынного пригорка, наша колонна вся была как на ладони. Мы представляли собой идеальную цель. Вдалеке раздался звук артиллерийского выстрела. Пошла обратка.
И я понял – возможно, это КОНЕЦ….
За последние несколько недель у меня регулярно была возможность отправиться на тот свет. Но каждый раз моё шестое чувство твердило мне – думай головой, и ты выпутаешься. И я выпутывался. Но сейчас я напоминал лягушку из басни про кувшин. Которая барахталась, барахталась, взбила молоко в масло и добралась почти до самого края, но в моем случае горлышко кувшина оказалось слишком мало, чтобы в него пролезть.
И на смену надежде пришла безысходность. Пришло понимание, что старуха с косой сейчас стоит где-то рядом и теребит костлявыми пальцами древко в нервном ожидании добычи. И когда рядом раздался первый взрыв, я сделал то же, что делали мои деды и прадеды, глядя в глаза смерти. Уронил голову на руль и стал молиться. Я слышал, как люди начали выскакивать из машин, чтобы укрыться в кювете. Слышал звуки рвущихся где-то рядом снарядов. Визг женщин. Плач детей. Автоматные очереди украинских военных. И молился. Потому что сделать больше уже ничего не мог. Только уповать на Бога, ведь бьющимся по обе стороны фронта на нас было наплевать.
Читать дальше