Йонас Бонниер - День гнева [litres]

Синдре так ничего и не объяснил. Беттан вернулась на пассажирское сиденье и натянула брюки. Машина дала задний ход и выкатилась из леса. Мобильный снова зазвонил. Беттан скосила глаза – на дисплее высветился номер ее брата.

– Да, – Синдре принял вызов. – Я разговаривал с ней секунду назад… Давай, я буду через четверть часа.

Он дал отбой и выехал на проселочное шоссе.

– Что случилось? – спросила Беттан.

– Не знаю, – ответил Синдре и повернул к ней озабоченное лицо: – Правда не знаю.

Обычно дорога от Йиму до Кнутбю занимает около получаса, если соблюдать ограничения по скорости, но в ту ночь Синдре преодолел ее за двадцать минут. По счастливой случайности им никто не встретился, когда машина, визжа, скользила на поворотах. Что-то произошло с Анной – вот все, что Беттан удалось выжать из Синдре.

В Гренсте он спешно припарковался возле дома, не потрудившись попрощаться с любовницей и не заботясь о том, куда она теперь направится. Похоже, Синдре решил, что у Беттан в этом плане нет вариантов, кроме дома Скугов, где у нее своя комната.

Открыв входную дверь, он увидел Петера и Эву. На часах была половина третьего, но во всех комнатах горел свет. Микаэла сидела на стуле посреди кухни в окровавленной ночной сорочке.

Синдре бросился к ней, упал на колени.

– Что случилось? – спросил он.

– Мы едем, – ответила Микаэла.

– Куда?

Он не понимал, о чем она говорит.

– В Гонконг, мне это нужно. Со мной все в порядке.

Прежде чем Синдре успел задать следующий вопрос, Петер положил руку ему на плечо и помог подняться. Мужчины ушли в гостиную и закрыли дверь, а Эва занялась пострадавшей. Она намочила полотенце и принялась утирать кровь с лица Микаэлы, и это было последнее, что видел Синдре, покидая кухню.

Петер рассказал, что произошло. Пока говорил, ходил по комнате из стороны в сторону, не в силах усидеть на месте, и ни разу не взглянул в глаза своему другу. Синдре сидел на диване и слушал. Взгляд скользил по такой знакомой обстановке и зацепился за торшер в углу, рядом с дверью в кабинет. Этот голубой тканевый абжур они покупали вместе с Кристиной на блошином рынке в Альмунге, у пожилой пары, которая распродавала фарфор и старую мебель ради пополнения скудного семейного бюджета. Кристина дала за него сотенную купюру, хотя на ценнике стояло «пятьдесят крон».

– Микаэла проснулась от удара в голову, – сказал Петер.

Открыв глаза, она увидела Анну с молотком в поднятой руке и не успела отреагировать, как Анна ударила еще раз. Молотком, в голову.

Было больно, потекла кровь. Микаэла выскочила из кровати, выкрутила няне руку и отняла молоток. Потом накричала на нее, и Анна заплакала. Микаэла отправила ее наверх, в спальню, где Анна и сидит до сих пор. Потом Микаэла позвонила Синдре и Скугам. Трубку взял Петер.

– Что бы она сейчас ни пожелала, это очень, очень важно, – продолжал он. – И завтра… нет, уже сегодня, мы летим в Гонконг… как и планировали. Ты…

Тут Петер наконец прекратил свое нервное хождение и повернулся к Синдре:

– … ты должен сделать это ради нее…

Синдре не успел ответить, как в комнату вошла Эва. Воздух вокруг нее так и вибрировал. И она тоже выпучила глаза на Синдре.

– Я больше не хочу ее видеть, слышишь? – сказала Эва. – Я не хочу больше видеть Анну Андерсон. Можешь передать ей это прямо сейчас. Пусть остается в доме, пока мы не уедем в Арланду [15], но потом… Куда она денется – не мое дело, но в Кнутбю ей отныне дороги нет. Отныне и навсегда.

Эва смотрела на Синдре. Он кивнул:

– Сейчас поднимусь и передам ей.

Когда Синдре вошел, Анна сидела в кресле. В ее глазах стоял вопрос. Синдре запер дверь и натянуто улыбнулся.

– Ты все сделала правильно, – он кивнул в знак подтверждения. – Ты поступила, как и была должна.

Анна соскочила со стула и повисла у него на шее. Она рыдала без слез, вздрагивая всем телом. От нее сильно пахло потом, чего никогда не бывало раньше. А ведь они спали вместе долгое время.

– Ты молодец, – повторял Синдре и гладил ее по голове. – Ты все сделала верно.

Это были слова жалости, не более того. Синдре видел, что Анна пребывает по ту сторону «правильного и неправильного», «правды и лжи».

– Но она не вернулась домой, – прошептала Анна. – Тем не менее я прощена?

– Здесь нет твоей вины, – ответил Синдре. – Ты явила свою волю, как Авраам свою. Если Господу еще что-нибудь от тебя потребуется, Анна, он сам скажет об этом. Ты доказала Ему свое смирение и преданность…