Синтия Суонсон - Стеклянный лес

– Ну так давай, вперед! Руби уже шестнадцать, и ей больше не нужно, чтобы ты приглядывал за ней целый день. Получи образование, Генри. Реши, чем ты хочешь заниматься. Ты еще достаточно молод, у тебя впереди долгая жизнь.

– Нет. – Генри развернулся к жене, подняв над головой нож и крепко сжимая его рукоятку. – Нет, Силья, для колледжа слишком поздно. К тому же… – Его взгляд задержался на брошюрах. – Я нашел себе работу и теперь знаю, почему все случилось так, как случилось. Это мое предназначение.

– Что ты хочешь сказать? В чем твое предназначение?

Генри взмахнул ножом – его лезвие устрашающе блеснуло в лучах солнца – и направил его на жену, остановившись лишь в дюйме от груди.

– Господи, Генри, убери от меня эту штуку. – Она сделала шаг назад и повторила вопрос: – Так что ты хочешь сказать?

Однако Генри и не думал останавливаться. Он обошел стойку и двинулся на жену, сжимая нож так сильно, что побелели костяшки пальцев.

– Перестань, – произнесла Силья. – Остановись и ответь на вопрос. Пожалуйста.

Может, он остановился потому, что она произнесла слово «пожалуйста»? Силья не знала наверняка. Как бы то ни было, Генри положил нож на стойку и посмотрел жене прямо в глаза.

– Я не просто читаю эти брошюры, Силья, я их пишу.

Направляясь по Тридцать пятому шоссе на встречу с Дэвидом и вспоминая события вчерашнего дня, Силья испытывала скорее тревогу, чем гнев. Хорошо, что Руби не видела, как Генри размахивал ножом. К тому же Силью беспокоили эти брошюры. Оставалось только догадываться, что подумал бы Генри о Дэвиде, если бы вдруг узнал, с каким мужчиной встречается его жена.

Не то чтобы Дэвиду было что скрывать. Вовсе нет. Да, он сочувствовал положению рабочих, как и любой обладающий добрым сердцем человек, но при этом не состоял ни в одной коммунистической организации. Да, он был весьма откровенен в своих убеждениях, но при этом не вел никакую подрывную деятельность. Однако Генри наверняка счел бы иначе и пришел в ярость, и не столько из-за того, что жена завела любовника: его взбесила бы личность этого самого любовника.

Но они с Дэвидом вели себя очень осторожно, так что Силье не о чем было беспокоиться: Генри никогда ничего не узнает.

И все же написанные мужем брошюры заставили ее призадуматься. Они были ужасны, однако вовсе не из-за нелепого содержания. Силью поразило, насколько беден язык автора, словно их писал ребенок, которого плохо обучили грамматике. Силья вспомнила письма Генри с фронта. Они были короткими, лишенными деталей, но тогда она сочла, что во всем виновата окружающая обстановка и отсутствие времени.

Мать Сильи тоже когда-то изготавливала листовки и плакаты, которые отличал прекрасный слог и грамотная речь. Именно от матери Силья узнала не только о социализме, но и о том, как правильно и красиво строить фразы. Под ее руководством брошюры Генри выглядели бы гораздо лучше и солиднее, а слова заиграли, притягивая к себе внимание. Из них с Генри получилась бы отличная команда: если бы только они находились по одну сторону баррикад, – но говорить об этом слишком поздно.

Лучше бы Силья вообще никогда не узнала об этих брошюрах. Она твердо усвоила урок и отныне будет держаться подальше от комнаты мужа и не станет совать нос в его дела.

К июню убежище было готово. Силья не могла представить более неразумной траты денег и времени, но Генри трепетал от восторга.

– Идем, я покажу тебе, что получилось!

Когда она осторожно начала спускаться, лестница – а именно ряд металлических ступеней, закрепленных в бетонных стенах, – заставила ее почувствовать себя крайне неуютно, а с нижней ступеньки и вовсе пришлось спрыгнуть в темноту. Медленно, придерживаясь руками за твердые холодные стены узкого коридора, Силья двинулась навстречу тусклому свету и оказалась в основном помещении убежища.

Пройдя вперед, Генри зажег работающую на батарейках лампу. Силья огляделась и вынуждена была признать, что муж тщательно все продумал. Убежище получилось довольно просторным: чтобы пройти от одной стены до другой, потребовалось сделать четыре широких шага, – и все же казалось, что стены давят на нее со всех сторон, будто хотят поглотить целиком.

– Мы можем с легкостью прожить здесь целый месяц, – уверенно заявил Генри, постукивая рукой по бетонной стене. – Ничто не может проникнуть сюда извне. Мы в безопасности, как впавшие в спячку жуки.

А что потом? Силья очень хотела задать этот вопрос: «Что будет, когда мы выйдем наружу, а мира больше нет?» Она не желала бы оказаться одной из нескольких выживших. Лучше уж пусть бомба разнесет ее на куски. Смерть будет предпочтительнее. Наверное, Генри тоже понравился бы такой исход. Возможно, втайне он мечтал о том, чтобы, когда упадет бомба, жена находилась далеко от Стоункилла и его любимого убежища.