Синтия Суонсон - Стеклянный лес

– Я понимаю, – ответила Силья, прижимая трубку к уху и наблюдая за Руби, складывавшей на ковре кубики с буквами.

– Просто будьте с ним терпеливы, дорогая, – по-матерински тепло продолжала сестра. Силья даже представила, как та потрепала бы ее по руке, не разделяй их расстояние. – Подарите ему свою любовь и привязанность. Ведь именно это нужно нашим парням, вернувшимся с войны и пытающимся стать прежними.

Теперь, сидя рядом с Генри в кровати, Силья сказала:

– Мне сказали, что все будет хорошо.

Но ведь ей сказали не это, верно? Силья пропустила мимо ушей предупреждение медсестры относительно времени, требующегося на выздоровление, ведь она была уверена, что все будет замечательно после того, как Генри окажется в ее объятиях.

– Прости, что поторопила тебя, Генри. Мне не стоило. – Она с надеждой посмотрела на мужа. – Но, может быть, скоро… в следующую ночь…

Генри откинулся на подушки.

– Силья, я ужасно устал и больше не желаю об этом говорить. Спокойной ночи.

С этими словами он отвернулся.

И тогда Силья сделала то, что и должна была сделать прежде всего, – дала ему время. На протяжении нескольких недель она не поднимала вопрос о супружеских отношениях и всячески показывала свою любовь, но делала это ненавязчиво – легонько целовала мужа в покрытую щетиной щеку по возвращении с занятий и нежно пожимала его плечо, желая спокойной ночи. Однако Генри реагировал натянуто и безразлично, никогда не отвечал жене взаимностью и не проявлял нежности.

Иногда Генри снились кошмары. Он выкрикивал неизвестные Силье имена – Уолтерс! Ченнинг! – а потом покрывался потом и начинал метаться по кровати. Ей оставалось лишь осторожно трясти его за плечи до тех пор, пока он не просыпался, уставившись на нее невидящим взглядом.

– Все хорошо, – мягко говорила Силья. – Ты дома, Генри. Ты в безопасности.

Ей ужасно хотелось заключить его в объятия, крепко прижать к себе и утешить, как оцарапавшего коленку ребенка, однако, когда Силья тянулась к нему, Генри хрипло говорил:

– Извини. Я в порядке. Ложись спать. – Затем поворачивался к жене спиной и отодвигался от нее как можно дальше.

И все же Силья цеплялась за слова медсестры как утопающий за соломинку, уверяя себя, что со временем все наладится.

На смену осени пришла зима. Дорожка к дому скрылась под слоем снега и замерзла. С фронта приходили новости о том, что армия Гитлера доживает свои последние дни, а Силья все ждала, что Генри положит конец холодности и отчуждению и однажды прижмется к ней, неуверенно возьмет за руку и шепотом спросит, готова ли она попробовать… Но этого так и не случилось.

Одной морозной январской ночью Силья снова подняла болезненную тему, пытаясь узнать, не стало ли Генри лучше. Лицо мужа приобрело кислое выражение.

– Мне не стало лучше, иначе я бы тебе сказал. Если же я ничего не говорю, значит, тема закрыта. – Он отвернулся и натянул одеяло до подбородка.

Силья была поражена тем, что Генри даже не хочет ничего обсуждать. Памятуя о той страсти, которую они испытывали друг к другу до его отъезда в Европу, она попросту не могла поверить, что муж сделает вид, будто ничего и не было.

Неужели его раны настолько серьезны? Но ведь он сам ее учил, что близость может принимать различные формы. Силья знала, что война меняет людей, но совсем не ожидала, что перемены окажутся настолько радикальными.

Неужели Генри разлюбил ее? Возможно. Но если он больше ее не любил, то зачем к ней вернулся?

Когда Силья задала мужу этот вопрос, он вздохнул и посмотрел на нее как на неразумное дитя.

– Ты моя жена. И мать моего ребенка. – Во взгляде Генри вспыхнул гнев. – Знаешь, сколько хорошеньких англичанок я встречал? Ты хотя бы понимаешь, как соблазнительны такие встречи для мужчины на войне? Ты знаешь, сколько парней попросило у своих жен развода, находясь за океаном? Но я не собираюсь этого делать, Силья, что бы ни произошло. Брак – это навсегда.

– Конечно, – согласилась Силья, – и я так рада, что ты говоришь это…

– И еще, – перебил ее Генри, – подумай о том, сколько мужчин вернулось домой в мешках для трупов. К тебе же муж вернулся живым. А ты только и делаешь, что жалуешься.

– Я не жалуюсь, – возразила Силья. – Я просто хочу… – И осеклась.

Генри с вызовом посмотрел на нее.

– Чего же именно?

– Я хочу… чтобы мы были счастливы, – пробормотала она. – Так же, как до твоего отъезда…

– Если хочешь быть счастливой, начни с того, что прекрати ныть, – отрезал он. – Будь благодарна судьбе за то, что имеешь.