Анне Ханкок - Питбуль

— Преступник? — Ингеборг Сарк схватилась за сердце. — Есть какие-нибудь новости?

— Нет, нет, — Элоиза покачала головой и сделала шаг навстречу женщине. — Я не очень аккуратно выразилась. Я пытаюсь сказать, что освещение в СМИ может помочь возобновить расследование, которое зашло в тупик.

Она повернула руки ладонями вверх.

— Я только что была в полиции в Сеннерборге, и дело в буквальном смысле покрылось пылью. Никто уже не работает над тем, чтобы выяснить, что случилось с вашей дочерью, кроме меня.

— А почему вы интересуетесь этим?

Элоиза на мгновение замялась.

— Я освещаю другое дело, в связи с которым возникло имя вашей дочери.

Что-то неопределенное мелькнуло во взгляде Ингеборг Сарк. Она заправила волосы за уши и сжала губы.

Затем кивнула и отступила назад в прихожую.

— Где вы работаете?

Ингеборг Сарк сидела в черном кожаном кресле и, слегка покачиваясь из стороны в сторону, рассматривала, сощурившись, Элоизу.

В руках она держала стакан. Он стоял на кофейном столике, когда они вошли в гостиную, и был на две трети полон жидкостью соломенно-желтого цвета с легким зеленоватым оттенком, который намекал, что это скорее «Совиньон Блан», нежели водопроводная вода.

— В газете «Demokratisk Dagblad», — сказала Элоиза. — Я из редакции экономических расследований, где мы углубляемся в события, исследуем и раскрываем темы глубже, чем обычные новостные журналисты.

Ингеборг Сарк кивнула сама себе, как будто это был ответ, который ее удовлетворял.

Элоиза оглядела гостиную с задернутыми шторами. В большом обособленном доме было темно и так пусто и тихо, что она не удивилась бы, если по полу гостиной вдруг прокатилось бы перекати-поле, как в городе-призраке Клондайка после окончания золотой лихорадки. Стены были выкрашены в выгоревший красный цвет, а крупная темно-коричневая плитка на полу охлаждала дом. Снаружи палило солнце, но здесь жара не чувствовалась.

— Вы живете одна? — спросила Элоиза.

Ингеборг Сарк кивнула.

— У вас нет других детей?

— Нет.

— А у вас есть муж? Приятель?

Ингеборг Сарк рассеянно смотрела на стену позади Элоизы.

— Уже нет.

Элоиза достала из сумки диктофон.

— Вы не возражаете, если я запишу наш разговор?

Женщина покачала головой, и Элоиза нажала на «запись».

— Вы давно живете здесь? — спросила она.

— В Гростене или в этом доме?

— И то, и другое.

— Я родилась и выросла в этом городе, а в доме живу с 1987 года. Мии было девять лет, когда мы поселились здесь, и я уже много раз подумывала о переезде. В этих комнатах слишком много воспоминаний — слишком много хороших, слишком много плохих, но я всегда думала, что… — Ингеборг Сарк опустила глаза. — Да, я знаю, люди думают, что это глупо, но я всегда думала, что, если я перееду, она не сможет найти свой дом.

Она подняла глаза и встретила взгляд Элоизы с выражением непреклонности.

— Вот что меня поддерживает, — сказала она. — Вот как я выживаю. Других вариантов нет. Она обязательно вернется домой.

Элоиза кивнула, потому что это было способом проявить дружелюбие, и в комнате повисло тяжелое молчание.

— Я кое-что читала об этом деле и знаю, что в тот вечер она ушла из бара одна, — сказала Элоиза. — Но я ничего не знаю о том, кем она была и в каком состоянии находилась на тот момент.

Ингеборг Сарк отвернулась.

— Мы поссорились в тот день.

— В день, когда она исчезла?

Она кивнула.

— Вы помните, из-за чего вы поссорились?

— Да, но… — Она медленно покачала головой. — Ничего серьезного. По крайней мере, по сравнению с тем, что случилось потом, а она обычно была такой хорошей девочкой.

— Любая информация может повлиять на ход дела. Даже та, которая кажется несущественной, — сказала Элоиза, ободряюще кивая, чтобы она продолжала рассказ. — Вы поругались?

Ингеборг Сарк тяжело вздохнула и чуть покачала головой.

— На самом деле все началось на несколько месяцев раньше. Задолго до исчезновения Мии.

— По какому поводу произошла ссора?

— Ну… из-за такой глупости, как сигареты. И деньги! — Она сделала глоток вина. — Глупый, бестолковый повод. Я обнаружила, что она начала курить. Мы договорились, что я заплачу за обучение на водительские права, если она будет держаться подальше от подобных вещей, а потом нашла сигареты у нее в сумке. Поэтому я сообщила ей, что она должна сама позаботиться о расходах — сказала, уговор есть уговор. Водительские права стоили около десяти тысяч крон, а таких денег у нее не водилось, поэтому я решила, что она не скоро сможет себе это позволить — через год, может быть, через два. Но уже спустя несколько месяцев она пришла и помахала пачкой банкнот. Я не могла понять, как ей удалось собрать так много за такое короткое время, и, конечно, я заподозрила неладное.