Когда я пришел, Мона приветствовала меня у двери напряженным, формальным рукопожатием, но в глазах у нее застыла глубокая грусть. Оперная музыка гремела из той самой стереосистемы, которую мы с отцом выгружали из его машины в ночь, когда убили Мартина Лютера Кинга. На столе стояла индейка и все ингредиенты для «Кровавой Мэри», вместе с овощами и клюквенным соусом. Мона суетилась вокруг, словно ожидала к обеду большую семью. Она подняла бокал и произнесла тост за мое здоровье. Но едва только мы начали есть, как беседа переключилась на отца.
— Ты что-нибудь о нем слышал?
— Нет, он, наверное, занят.
Мы оба делали вид, что он не сбегал от нее к другой женщине.
— Твой отец сейчас в поисках себя, — начала Мона. — Быть чероки на Востоке — это нелегко. В Форт-Дефайнс он жил вместе с другими индейцами. В его жизни был смысл. А теперь он чувствует себя потерянным без своих друзей, навахо и чероки.
— Правда? — я постарался, чтобы это прозвучало сочувственно, но ничего не вышло. Смысл жизни отца заключался в том, чтобы нарушать закон и гоняться за юбками. Она что, правда жалеет его или просто пытается таким образом оправдать то, что он натворил?
— Из-за работы в БДИ в Вашингтоне он оторвался от своих индейских корней. Большинство сотрудников управления белые, он чувствует себя среди них чужим. Когда он справится с этим, то вернется.
Она всегда соглашалась со всем, что отец ей говорил. Теперь если он захочет помириться, то такое оправдание ей позволит принять его назад. В конце концов, сколько он собирается прожить со своей индейской девчонкой?
У Моны в глазах стояли слезы. Лицо под гримом казалось опухшим — как обычно у мамы, — и я понял, что перед моим приходом Мона плакала. Мне стало ее искренне жаль, чего я никак от себя не ожидал.
В январе мне выставили оценки за осенний семестр. Все они упали до троек. Я не был удивлен.
С того момента, как отец позвонил сообщить, что уходит к Каролине, я перестал беспокоиться о будущем. Похоже, мне все равно не добиться успеха и не стать счастливым, сколько бы я ни старался. Да и к тому же я никогда не вырвусь из-под отцовского контроля, что еще страшнее.
Я постоянно ощущал давящую усталость. Когда начался тренировочный сезон, я показал плохие результаты, но наплевал и на них тоже. И все-таки мне стало ясно, что со мной что-то не так.
Медсестра в лечебном пункте сказала, что у меня мононуклеоз. Кроме отдыха, никакого лечения она предложить не могла. Тренер велел мне возвращаться в начале следующей осени, когда я полностью поправлюсь. Я был раздавлен. В беге заключалась вся моя жизнь.
Сердце у меня не лежало к учебе. Когда подошло время весенних каникул, я написал заявление на отчисление, хотя закончить колледж было моей главной целью с того самого судьбоносного дня с Глэдис и доктором Хермом Дэвисом. Я оставил записку Майку, говоря, что мне требуется время все обдумать, но я, возможно, вернусь. У меня не было никакого конкретного плана, поэтому я не знал, что еще написать.
Я поехал в Гэллап, останавливаясь лишь перекусить и поспать. Мой «Рамблер» работал на пределе. Мне хотелось скорей оказаться там, где я чувствовал себя нормальным человеком, в местах, которым я принадлежал. Добравшись до трассы 66, я снял себе комнату в дешевом мотеле с тараканами на один месяц. Нагреватель стонал и трясся от старости, но за два доллара за ночь я на него не жаловался. Даже пьяницы, валявшиеся у дверей, показались мне знакомыми.
На следующее утро я поехал по трассе 66 в сувенирную лавку Рея Пино. Об одной мысли о том, что мы вновь увидимся с ним, у меня становилось тепло на душе. Гэллап показался мне более грязным, чем я его помнил, а может, так сказывались последствия жизни на преуспевающем богатом Восточном побережье. Проезжая мимо Южной второй улицы, где стоял когда-то наш дом на две семьи, я увидел объявление на заборе стройки: «Требуются поденные рабочие, десять долларов в день». Я повернул руль.
Когда я спросил прораба, жирный неряшливый рабочий, стоявший возле бетономешалки с сигаретой во рту, пальцем указал на высокого мужчину с громадным животом.
— Вам нужны поденщики? — спросил я его.
На рабочей куртке у мужчины красовалась табличка «Бак, прораб».
— О да, мы как раз ищем гения с университетским образованием, чтобы он махал тут кувалдой и таскал цементные блоки, — съязвил он. Полдюжины рабочих-мексиканцев, услышав это, расхохотались.
— Приходите завтра к семи утра, профессор Неудачник.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу