Эй Джей Гнюзи - Девочка из стен

— Смотри.

Отпечаток чьей-то босой ноги размером поменьше их, почти высохший, почти утопший в деревянном полу. За окном был только дождь. Каждая новая капля рябью проходилась по наплаканным им лужицам на крыше. Следы на полу вели внутрь. Будто кто-то, услышав, как они обыскивают все внизу, распахнул чердачное окно, собираясь выбраться на крышу. Но, ступив одной ногой на мокрую черепицу, передумал уходить и вернулся в дом.

— Оно все еще здесь, — заключил Эдди.

Фанерный пол прогибался под их ногами, упираясь ей в живот. Поперечные балки сковали Элизу по вытянутым вдоль тела рукам. Они стояли у нее на груди. Выдавливали воздух из легких. Она чувствовала себя заживо похороненной и боролась с желанием пнуть нависшую над ней доску коленом. Они не разговаривали. Просто стояли над ней. И, кажется, общались жестами. Вертелись, осматривались. Элиза с трудом, маленькими глотками втягивала воздух в сдавленную грудь, шевеля губами, словно золотая рыбка.

Уж не решили ли они раздавить ее?

Потом мальчики все же отправились дальше, освободив ее. Элиза вздрогнула. Нечаянно. Фанера над ней стукнулась о соседнюю доску — она напряглась всем телом, но братья не остановились. Не услышали. Они вернулись в центр комнаты и какое-то время стояли на лестнице.

Элиза прижалась лбом к фанере. Каждый вздох отдавался болью в грудной клетке. Кровь пульсировала в висках. Она пыталась разобрать, о чем они говорили.

Чуть раньше, поняв, что они обыскивают дом, Элиза попыталась выползти на крышу и сбежать, но не смогла. Дождь прошелся по ноге дробью тяжелых холодных капель, резко дохнуло холодом и влажностью, подоконник был слишком скользким, чтобы за него ухватиться, — внутри было безопаснее. Тогда.

Но теперь они перешептывались. Элизе не удалось разобрать ни слова. Мальчики могли говорить так тихо лишь по одной причине: они знали, что она рядом.

Маршалл и Эдди в унисон зашагали вниз по лестнице. Петли чердачной двери взвизгнули, и она издевательски медленно закрылась.

Элиза не шелохнулась. И не двигалась так долго, как только могла.

Наутро дождь кончился. Безоблачное рассветное небо ярко-розовым отражалось в окнах. В воздухе подрагивал туман. После бессонной ночи цвет казался и вовсе нереальным: должно быть, усталость играла со зрением злую шутку — разве восход мог окутать дом этим туманным сиянием? За окном: по дубам, по размытому дождем газону, по серому гравию подъездной дорожки — разлилась та же оранжево-розовая дымка. Как в старом стишке: если небо красно поутру… [19] …морякам не по нутру. — Прим. пер.

Время ползло, часовые птицы — будто и вправду были часовыми — сменяли друг друга на певчем посту. Мейсоны встали и засобирались на мессу. Они забрались в красный «Сатурн» мистера Ника и уехали — все вместе. Мальчики расположились на заднем сиденье, старший брат повернулся и припечатал дом тяжелым взглядом, словно ожидал, что махина раскроет пасть и ощерится ему в спину. Мог ли Маршалл ошибаться больше? Дом и не думал кусаться — стоило машине выползти на длинную подъездную дорожку, он сгорбился, бесформенный, побитый, и наконец выдохнул. Сколько поперечные балки будут гнуться, пока не переломятся? Как быстро дом разрушится, распадется на черепицу, сайдинг, воздуховоды, вентиляционные отверстия, половицы? Как быстро его осколки потонут в земле? Как скоро сам Всевидящий Один не сможет определить, что возвышалось здесь однажды?

Гнуться — все равно что кланяться. Так сказал бы Одноглазый бог. И чем ниже поклон, тем труднее потом выпрямить спину.

И все же она гнулась.

Мальчик пришел, как они и уговорились — под щебетание малиновок, вскоре после отъезда Мейсонов. Он отстучал в заднюю дверь пароль, которому она его научила: раз, раз-два, раз. Она должна была ждать его. Но ее не было. Несколько минут спустя Броуди постучал еще раз — раньше ему никогда не приходилось стучать дважды — и снова замер в ожидании. Он начал терять терпение. Потом заскучал. Потом забеспокоился. Неужели ее разоблачили? Увезли? Или что похуже? Может, пробираясь в своем межстенье, она не рассчитала сил? Или за все эти месяцы она так отполировала выступы в балках, что в один ужасный момент просто не смогла ухватиться за гладкое дерево? И упала на дно этого тесного, сокрытого от чужих глаз ущелья? Не попробовать ли снова пробраться в дом через боковую дверь? Ту самую, про которую она велела ему забыть? Он встал на цыпочки, но мало что мог разглядеть через узорчатые стекла. Поэтому продолжал стучать. Вновь и вновь.