Павел Давыденко - Ученица

Когда он зашел, Лена сидела на постели и смотрела в окно. Девушку перевели в другую палату, здесь пустовала пара кроватей, тумбочки стояли самые обычные. Увидев Турку, пациентка напряглась, и следила за каждым движением, не мигая. Он заметил на тумбочке журналы и потрепанную книгу. Врачи и раньше сообщали, что ее состояние улучшилось. Говорит мало, и только с женщинами. Опасается мужчин. В последнее время начала читать.

— Привет. Помнишь эту песню? — он включил «Литиум» «Нирваны». Конова сначала вздрогнула, а потом лицо ее разгладилось. Она слушала хриплый голос Курта Кобейна, слегка наклонив голову.

Турка под музыку взял стул и сел напротив девушки. Она легла и уставилась в потолок.

После «Нирваны» они слушали другие любимые группы Лены.

— Вот эта тебе понравится. Тоже «Роксет», «Риал шугар». Ты при мне ее не включала, я сам нашел.

При этих словах Конова подобрала коленки к самому подбородку. Турка дослушал трек, и прошуршал страницами дневника.

— Я тут тебе принес… Твои записи. Может, прочтешь, и тебе станет легче. Может, память прорежется. И еще плеер. Надеюсь, вспомнишь, как им пользоваться.

Он подождал ответа, так как до сих пор не верил, что Конова его забыла. Иногда ему вообще казалось, что это двойник Лены.

Прошло уже столько недель с того момента, как они ее спасли из погреба историка, вот уже за окном зеленые листья на деревьях, светит солнце, видно каждую пылинку на стекле. Лена почти такая, какой он ее запомнил — снаружи. А вот глаза пустые. В них прежней Коновой нет.

— Так что… я оставлю дневник и плеер тут, хорошо?

Не дождавшись ответа, он тихонько вышел из палаты.

Вокзал дышал жарой. Запись из громкоговорителей, склеенная из разных женских голосов, повторяла, от каких платформ и путей отходят поезда. Воняло бензином, плавленым асфальтом, потом. Люди суетились, суетились — жизнь кипела.

Турку должно было радовать окончание школы, но он пока не понял до конца, как же это произошло. Выпускной у девятых классов был так себе, Турка туда и не пошел. Не верилось, что он никогда не вернется за парту, не увидит одноклассников. Экзамены промелькнули, причем даже с математикой вышло все не так страшно, как рисовала Дина Алексеевна.

— Через пятнадцать минут уезжаю. Даже не верится, — сказала Аня. Они сидели на лавочке, мимо проходили люди — все с чемоданами на колесиках. У Ани тоже был такой, его Турка уже затянул в купе, и теперь они вышли из душного вагона, чтоб посидеть напоследок. Аня улыбалась, но в глазах ее затаилась печаль.

— Увидимся. Может, я к тебе летом приеду. Если ты сама не вернешься раньше.

— Мамка-то отпустит? — усмехнулась девушка, и Турка принялся ее щекотать. Она отбивалась, хихикая.

— Ладно, хватит! Приедешь.

Только Турка знал, что не поедет он никуда. У Ани начнется новая жизнь, у него тоже. Они могли быть вместе, да. Могли вместе уехать. Могли.

— Десять минут, — сказал Турка.

— А тебе прямо не терпится, чтоб я свалила?

— Я… Ненавижу долгие прощания. Но тебя люблю. Как друга.

— Самая мощная френдзона в моей жизни. Ой нет, не щекочи больше… Я тебя обожаю, — Аня чмокнула его в губы, и бросилась к вагону — живая, ослепительная в своей юности и красоте, с искрящимися волосами и улыбкой. Потом побежала обратно и впилась в Турку губами. После показала язык, и заскочила в вагон, чуть не сбив с ног удивленного проводника в белой рубашке.

Турка посидел на лавочке, дождался, пока поезд медленно тронется. В фильмах и книгах провожающие бегут за вагоном, машут до последнего. А он просто глядел составу вслед.

— Ну как, читала дневник?

В палате стояла духота, несмотря на открытое окно. Только одиннадцать, а уже жарища.

Лена посмотрела на Турку поверх книги. Потом отложила ее. Турка вошел. Сегодня не хотелось слушать музыку. Он даже немного завидовал Ане, которая сейчас неслась навстречу новой жизни. Сам-то он все цепляется за старое.

Они посидели так минут пять. Потом Лена взяла кипу листков, потрясла. Оттуда выпали завитки мишуры. Приглядевшись, Турка понял, что это страницы, порванные на полоски. Лена оторвала от листа еще одну — бумага сочно хрустела.

— Ну и зачем? Это ж твой дневник… — пробормотал Турка. Он подумал, что, наверное, стоит послушать родных, и перестать сюда ходить. Следствие еще идет, но Стриженный ему больше не звонит. Если Лена заговорит, историк, и по совместительству, самый близкий из оставшихся в живых родственников Лены, проведет долгие годы на зоне. Если нет…