Ингар Йонсруд - Калипсо

Вдруг Фредрик увидел знакомое лицо. Молодая девушка стояла, опершись на стену в коридоре, и нараспев повторяла гаммы. Начинала высоко и давала нотам падать. Не обращая внимания на сутолоку, она откидывала голову назад и закрывала глаза на каждом начале мелодии. Прошло несколько секунд, прежде чем он понял, откуда знает ее. Крупная, когда-то длинные косички сейчас коротко пострижены и топорщились, словно они вкручены в голову. Девушка с паспортной фотографии в комнате Якоба. Фредрик положил руку ей на плечо. Она не вздрогнула, пока не увидела пистолет в кобуре.

– Я папа Якоба. Фредрик. Тебя ведь зовут Ирене?

Она удивленно кивнула.

– Ты знаешь, где Якоб?

– Ээ. Да. Там, – она показала большим пальцем на дверь в гардероб рядом. Она была чуть приоткрыта. – Он готовится. Скоро выступать…

Фредрик попытался улыбнуться, но у него не вышло.

– Я не помешаю.

Она неуверенно сделала шаг в сторону и пропустила его.

Фредрик заглянул в щелку. И увидел широкую спину сына. Кудри. Альт под подбородком, еле заметное движение плеч. Равель, «Павана на смерть Инфанты».

Якоб так давно мечтал об этом вечере. И вот наконец он сидит здесь, ни о чем не подозревая. Кто-то играл на пианино, репетировали последний прогон, но Фредрик видел только Якоба. Пресс в груди сдавил сильнее. Он так хотел просто ворваться, схватить сына и утащить за собой подальше отсюда. На улицу, в свежий зимний вечер. Подальше от угроз.

Но он не сделал этого. Полицейский не может спасти своих и бросить без помощи всех остальных. Это его работа. Но он позволил себе постоять там и послушать полминуты. Наконец он оторвался и сказал Ирене:

– Передай ему привет. Пожелай от меня удачи.

У нее были такие милые веснушки на носу. И Фредрик прекрасно понимал Якоба в том, что она ему нравится.

– Что-то случилось? – она опять покосилась на пистолет.

Фредрик покачал головой. Теперь ему удалось улыбнуться. А ведь он всегда это мог сделать.

– Нет. Мы просто помогаем с безопасностью. Скажи ему, что я им горжусь.

Он не смог прочесть выражение ее лица. Одному богу известно, что Якоб мог рассказать ей об отце. Чуть ниже по коридору Фредрик увидел Кафу и пробился к ней.

– Косс сказал, что все выходы оцеплены. Прибыли несколько отрядов в штатском, – Кафа показала через его плечо, и он увидел две головы, мужскую и женскую со взглядами полицейских. – Но… – Кафа покачала головой.

Она потела так же, как и он. Маленькие блестящие капельки на лбу. Язык бегал по губам. Ее глаза смещались вбок каждый раз, когда кто-то проходил мимо.

– Я знаю, – мрачно сказал Фредрик. – Мне нужно выйти. Мне нужен воздух. Чтобы подумать.

Он вернулся в холл перед концертным залом. Из-за дверей слышалась песня соло, незнакомая ему оперная ария, и он подумал, не Ирене ли это поет. Взял курс на сектор балконов. Зал был неполный, и отсюда будет наилучший обзор.

Мог ли он ошибиться? Не запутался ли он в собственных теориях о том, что произошло в России? Что, если Симон Рибе – не Дикая норка? Что, если целью все же было посольство?

Нет. Он прав, он был уверен в этом. Симон Рибе – тот, кого хочет уничтожить Борг. Но Фредрик не понимал, как. Может быть, Борг поместил вирус в бутылку, бокал вина, чашку кофе, да куда угодно, мать его, и просто ждал снаружи? Стоял в укрытии в тени проулка, чтобы потом выйти на свет и над крышей машины министра встретиться взглядом с Рибе и поглумиться?

Что ему делать? Контролировать снаружи? Или идти на балкон?

И он поступил по велению сердца. Скоро сын будет стоять на сцене перед тысячей людей. Самое грандиозное событие в жизни Якоба. А Фредрик хоть мельком увидит это. Он хотел быть там. Раньше он почти не думал об этом, не понимал, насколько это важно, но сейчас до него дошло. Звуки, люди, резонанс от мрамора и запах лака инструмента. Он должен увидеть это.

Аплодисменты стихли, когда он открыл дверь в сектор балконов. Кресла бургундского красного цвета, ряд за рядом, большое круглое углубление в потолке, где монументальная люстра роняла мягкий свет на зрителей. Далеко внизу была сцена. Один прожектор был направлен на черный рояль. Фредрик ступенька за ступенькой пошел вниз. Он разглядел возвышающийся, тщательно уложенный затылок министра в первом ряду. Когда Фредрик подобрался к перилам балкона, началось объявление следующего исполнителя.

– А сейчас прозвучит последнее произведение первого акта, – сказала высокая стройная женщина, стоявшая на краю сцены. – Необыкновенно талантливый молодой человек, первокурсник Музыкальной академии Бенжамина Бюэ. Якоб Бейер.