Ингар Йонсруд - Калипсо

– Он мог меня заразить, – сказала она и положила голову Фредрику на плечо. Она не была заразной. Тогда бы уже проявились первые симптомы. И тем не менее, Фредрик думал, что это знание напугает его. Что он уклонится от нее. Но он не сделал этого. Он обнял ее и долго не отпускал. Наконец выпрямился и взял ее за руки. Они были холодными и сухими.

– Я когда-нибудь рассказывал тебе историю про Утиное сердце? – спросил он.

Она покачала головой, и он заговорил. О Микаэле Морениусе и его жене Сафире. О задании на Кавказе и о сбежавшем с Утиным сердцем в кишке Педере Расмуссене. Он описал, как Морениус потерял и жену, и руку, но никогда не терял надежды вернуть Утиное сердце.

Ему показалось, что она фыркнула.

Фредрик встал с постели и, сев на корточки у трупа Лин, снял с нее простыню. Большое овальное украшение, усыпанное рубинами, намертво вмерзло в кожу над грудной костью. Он посмотрел на Лин. Полуприкрытые глаза казались больше и более выпуклыми, чем на фотографиях. Нижняя челюсть не ввалилась, как обычно бывает, когда мышцы перестают работать. Вместо этого подбородок выдвинут вперед, показывая упорство, с которым она встретила смерть. В уголках рта примерзла кровь, руки сложены на животе.

Он взялся за украшение и оторвал его. На теле Лин осталось красное пятно без кожи размером с детскую ручку. Фредрик положил кулон на бетонный пол и наступил. Промороженный металл треснул, и кулон распался. Он поднял одну половинку перед глазами Кафы. В ней было три капсулы с иглами в прозрачных гильзах.

– Без вот этого, – сказал Фредрик, – жизнь просто шла бы своим чередом. Никто не послушал бы психопата Педера Расмуссена. Никто не напрягался бы, чтобы освободить его. Рак бы забрал жизнь Леонида Гусева, и он бы унес свою тайну в могилу. Андреас, Аксель, Агнес, Каин. Она, – он бросил грустный взгляд на Лин. – Все бы остались живы.

– Андреас, – сказала Кафа. В ее глазах появилось что-то задумчивое. Словно неясное воспоминание проснулось из глубокой спячки.

Фредрик взял одну из капсул.

– Леонид Гусев сказал, что может доказать, что говорит правду. Что доказательство спрятано в Утином сердце. Вот оно. Каждая из этих капсул содержит дозу вакцины, разработанную как противодействие этому типу оспы. Вакцина действует, даже если ты уже заражен.

– Вакцина? Ты уверен?

– Самая большая тайна – не вирус, а вакцина. Только немногие получили бы к ней доступ. Она доказывает, что Гусев был тем, за кого себя выдавал. Что он знал о норвежской операции и о том, что норвежцы украли вирус. Он знал, что мертвый солдат, Бьерн Бакке, был убит не русскими, а своими.

Фредрик передал капсулу Кафе, а две остальные убрал в карман. Снова сел рядом с ней.

– Не забудь попросить кого-то из «Скорой» вколоть ее тебе сейчас же, – сказал он и слегка подтолкнул ее, ожидая улыбку, но Кафа была серьезна. Она как будто хотела что-то сказать, но прежде чем успела это сделать, у Фредрика запищал телефон. Сообщение от Косса.

– Машина Эгона Борга стоит у российского посольства.

Без смерти жизнь не имела бы ценности, и потому то, что вечно, – не ценно. Как, например, воздух. Забери у человека воздух всего лишь на небольшую частицу его жизни, и она закончится. Десяти минут, скорее всего, будет достаточно для большинства из нас. И тем не менее воздух не ценится. Его так много, что мы думаем, что он вечен.

Поэтому жизнь без смерти тоже не имеет ценности.

О чем-то подобном думал он, открыв колпачок на спрее и прыснув в нос.

Ему пришло в голову, насколько не мужским был его поступок. На самом деле это было мало похоже на него. Если бы он сам мог выбрать свой путь, он бы выстрелил в себя из дробовика. Два холодных стальных дула в рот. Запах масла и полированного дерева. И кровь, и мозги, и череп, и волосы, и свинец.

А тут холодный душ в нос. И все.

В последующие дни его жгло любопытство. Он искал в теле сигналы, симптомы, подтверждение, что все началось. Он знал, когда начнут деревенеть мышцы, тихо предупреждая о шторме.

Знание о близкой смерти добавляет жизни красок. В дни перед наступлением симптомов болезни впечатления стали обостреннее. Он ощущал вибрации от трамвая, ехавшего по улице. Чувствовал запах моря, когда ветер дул над Старым городом, унося прочь запахи. Слышал все нотки в голосе женщины, которая поняла, что ее ждет.

Самая сильная реакция наступила, когда он душил Лин. Эрекция. Он раньше никогда ничего подобного не испытывал. Он не из тех извращенцев, которые находили сексуальное наслаждение в момент смерти жертвы. И в тот раз он не почувствовал того же, что они. Но в его жилах потек чистый сок жизни. Мышцы напряглись, кровь застучала. Застучала сильно, везде, где только можно. После этого он спал как убитый.