Ингар Йонсруд - Калипсо

Только теперь Фредрик увидел, что самый низкорослый из них, прыщавое маленькое существо с бритым черепом и глазами трески, на самом деле был девочкой. Она и вела разговор.

– Слушай сюда, дерьма ты кусок. Через десять минут тут все будет кишеть полицейскими. Я могу арестовать тебя за курение гашиша, или ты расскажешь мне, где консьерж, и тогда можешь забирать свою наркоту и валить отсюда.

– Ты не имеешь права так называть меня. Это оскорбление. Я заявлю на тебя.

– Отлично, – ответил Фредрик. – Мне кажется, я видел, как ты что-то глотала. Это были наркотики? Тогда будет обыск в голом виде, включая все отверстия в теле. Вот это, мать твою, будет оскорблением.

Она посмотрела на него и пожала плечами.

– Нет никакого консьержа. Но можешь поговорить с папашей. Он живет на третьем. Меняет лампочки и все такое.

Папаша оказался высоким мужиком с кудрявой головой и лишним весом, без намека на растительность на лице. Он взял связку ключей и провел Фредрика через задний двор, между контейнерами, полными барахла и остатков стройматериалов. Будет реновация во всем районе, пояснил он. Два соседних дома уже снесли. Они остановились с задней стороны дома, где бетонная лестница вела вниз.

– Ключ я вам не дам. Я уже отдал комплект какому-то парню из коммуны, – сказал папаша, возясь с замком в бункер. Дверь была ржавой и изрисованной.

Фредрик достал пистолет из кобуры.

– Вот черт. Что-то серьезное?

– Идите на улицу и ждите, пока приедет полиция. Приведите их сюда. Тут есть еще выходы?

Папаша неуверенно покачал головой.

– Нет. Не думаю.

Дверь была тяжелой и просела, и Фредрику, чтобы открыть, пришлось дернуть ее вверх. Вниз по желтому коридору висели помятые абажуры, качаясь от ветра с улицы. Свет резкий и белый, воздух теплый и влажный. Фредрик взял пистолет обеими руками, и его дыхание участилось.

Он прислушался. Ни звука. Два проема в каменной стене на левой стороне. Он заглянул за угол первого. Внутри было темно, и свет из коридора не доставал до стен. Должно быть, большое помещение.

В колене ощутимо хрустнуло, когда он сел на корточки. Скоро колено одеревенеет от интенсивного бега. Он схватил один из кусочков бетона, отвалившихся от стены, и кинул, уловив глухой отзвук. Как только он встал, то услышал щелчок. Низкий, автоматический звук, не как от живого существа. Но волосы на руках все равно встали дыбом. Пахло подвалом и тухлой водой. Но не человеком. Во всяком случае, не мертвым человеком. И не вспотевшим от испуга тоже. А он пришел за людьми. Он пришел вытащить Кафу.

Фредрик продолжил путь по коридору. В другом проеме была стальная дверь, похожая на ту, что они взорвали в доме хюсманна в Ломмедалене. Она была новее всего окружающего, не затронута ржавчиной, и пыль все еще лежала на полу там, где были пробурены отверстия под винты в стене. Ему пришлось наклониться, чтобы посмотреть в мутное стекло в двери.

В животе все сжалось. Рот открылся. Он смотрел в небольшую, тускло освещенную комнату с бетонным полом, осыпающейся краской, холодильником и кроватью, на которой лежала Кафа. Или скорее висела. Неподвижно, на матрасе, скрученном и поставленном вертикально. На цепи, натянувшей ее руку вверх.

Фредрик положил руку на ручку двери и нажал. Заперто. Два выстрела. Пинок изо всех сил.

– Кафа!

Боже, ну и вонь. Но она жива. Кафа дернулась и повернулась к нему. Уставилась на него, сначала удивленно, потом смиренно. Она была почти обнажена. На ней только запачканный кровью лифчик и шорты-боксеры. Все в крови и испражнениях.

– Ты нашел мои часы, – прошептала она.

– Да.

– Я знала, что ты поймешь.

Сирены. Оружие. Мигающий свет и мгновенные сообщения. Себастиан Косс в дверях. Он резко кивнул Фредрику.

– Хорошая работа.

В соседней комнате они обнаружили лабораторное оборудование и ноутбук Эгона Борга. Здесь был его последний пост перед тем, как он выпустил наружу своего демона.

Одна из женщин-полицейских дала Кафе футболку, чистые трусы и шерстяное одеяло и перевязала ей руку. Влажным полотенцем Фредрик помог ей смыть дерьмо. И они сели.

Сфотографировав мертвое тело Лин в морозильнике, эксперты достали замороженный труп из коробки и уложили на толстую белую пленку. Кафа с Фредриком сидели, уставившись на очертания ее тела под простыней. «Скорая» ждала уже час, но Кафа не хотела уходить. Она хотела просто сидеть и говорить. Она негромко пересказывала свои разговоры с Эгоном Боргом, в том числе и об убитом сержанте Бьерне Бакке. Обрисовала свою попытку освободиться.